Драмы. Новеллы

фон Клейст Генрих

Норманн (кивнув старику)

Армин!

Старец

Здорово, Франц! Ну что?

Норманн (с таким же кивком первому воину)

Мария!

Первый воин

Ты с новостями?

Норманн

Из дому привет. Приезжий из Калабрии явился.

Старец

Да что ты? Из Неаполя?

Первый воин

Зачем Так

странно смотришь ты кругом?

Норманн (быстро схватив обоих за руки)

Так странно? Рехнулись, чай? Я весел и здоров.

Старец

Сын! Губы у тебя, как мел. Ты болен? Да говори же.

Норманн (снова оглянувшись назад)

Ладно. Но зарок: Не отвечать ни даже взглядом быстрым, Тем паче вслух, на то, что расскажу.

Старец

Ты страшен, право. Что-нибудь случилось?

Норманн (громко, народу, который наблюдает за ним)

Ну как дела? А выйдет ли Гискар?

Некто из толпы

Надеемся.

Другой

Царица вызвать хочет.

Норманн (таинственно, отводя обоих собеседников в сторону)

Когда я нынче ночью на часах Стоял перед Гискаровой палаткой, Внутри послышался внезапный стон И тяжкий присвист, как при издыханье Больного льва. Там тотчас поднялась Тревожная возня, и был служитель Разбужен герцогиней. Второпях Зажегши свет, он бросился наружу. На зов его сбежалась вся родня В ужасном замешательстве: царица В ночном уборе, за руки влача Обоих сыновей; его племянник Под наскоро накинутым плащом; Сын герцога почти в одной рубашке И, наконец, слуга с какой-то тенью Закутанной, которая на мой Дежурный окрик воином сказалась. Но дайте юбку мне, и я, как он, — Нет, с большим сходством — в женщины зачислюсь. Все вещи: плащ, шишак и сапоги На шельме, как на вешалке, болтались. Когда ж, добра не чая, эту тень Я за руку беру и обращаю На лунный свет, я узнаю в лицо Гискарова врача, Иеронима.

Старец

Врача?

Первый воин

Святые силы!

Старец

Значит, он, По-твоему, недужен, болен?

Первый воин

Болен? Он заражен!

Старец (зажав ему рот)

О, лучше онемей.

Норманн (после паузы, полной ужаса)

Я этого не говорил. Самим Понять и рассудить предоставляю.

Роберт и Абеляр, беседуя друг с другом, показываются у выхода из палатки.

Первый воин

Палатка распахнулась. К нам выходят.

Явление шестое

Те же, Роберт и Абеляр.

Роберт (подошедши к самому краю холма)

Кто ставлен говорить от всей толпы? Пусть выступит.

Старец

Я здесь.

Роберт

Ты

здесь? Твой разум Моложе головы твоей, а вся Твоя премудрость в волосы впиталась. Столетний век — твой щит, старик, а то б Ты не ушел от нас без наказанья. Ты слыл домашним другом, что стерег Давно когда-то колыбель Гискара. Теперь же оказался вожаком Мятежной шайки, вынувшей оружье И шляющейся, по словам сестры, По стану, руганью будя умерших. Вы звали полководца из шатра? Что думать? Это правд»? Что ответишь?

Старец

Да, звали. Но могла ль сказать сестра, Правдивая с тобой, как полагаю, И до сих пор участливая к нам, Что этот зов сопровождался бранью? К моим годам ты вряд ли будешь знать, Как чтут вождя; зато, что значит воин, Я знал в твои. Ступай спроси отца, Как надо разговаривать со мною. А если за речами я забыл, Чем я тебе обязан, — что ж, я справлюсь, Горя стыдом, у правнуков своих: Я этому их обучил с пеленок. С покорностью, как в нравах у норманн, Просили мы, чтоб к нам Гискар явился. Нам к милости такой не привыкать. Наоборот, нам было бы в новинку, Когда б он в ней, как ты, нам отказал.

Роберт

Ты, старый дуралей, лишь подтвердил То мнение, что думал опровергнуть. Распущенный мальчишка, вертопрах Не проявил бы столько дерзновенья, Я послушанью научу тебя И докажу, что — неплохой учитель Ты должен был в ответ на мой упрек Увесть толпу без слов и промедленья. И если вновь я повторю приказ, То ты, надеюсь, уведешь их тотчас, Без прекословья, без задержки, вмиг!

Абеляр

Я вижу, на приказы ты щедрее, Чем полагает нужным твой отец. Но жар твоих нападок, я заметил, Воспринимает холодно народ. Они как шум дневной, который слуху Не поддается, слышный целый день. Заслуживающего порицанья Я до сих пор не встретил ничего. Что слово старца этого бесстрашно И горделиво — старику к лицу. Два поколенья старого почтили, И представитель третьего за пядь От гроба оскорблять его не должен. Тебе народ не близок тем, что смел, А мне он был бы чем смелей, тем ближе. Свобода для норманна — как жена. Чету, родящую на ложе битвы Победу, я б священной почитал. Так мыслит и Гискар. Он любит руку, Играющую гривою его. Иное сын. Его хребет плешивый Бросает в дрожь от близости руки. Уверен ли ты так, что не минует Тебя корона, что заносчив столь? Ты можешь взять ее одной любовью. Она по праву, вспомни, не твоя. Меж тем в тебе нет ни малейшей искры Гискаровой, и менее всего Получишь ты в наследство это имя [9] [10] . Ведь в миг, решающий твою судьбу, Ты заушаешь тех, кто мог бы тут же Тебя к вершине славы вознести. Напрасно ты считаешь, что норманны Покинуты кругом и без друзей. Не хочешь ты, так я их другом буду. Выслушивать просящего легко. Вникать в его желанье — вот в чем хитрость. Ты гонишь их, я оставляю. Люди, За все Гискару отвечаю я.

9

Guiscard — по-норманнски значило «хитрец». (прим. автора).

10

…и менее всего получишь ты в наследство это имя. — Функ писал в своей статье, что слово «guiskard» — «хитрец» (англонорманнское наречие старофранцузского языка) в устах норманнов выражало восхищение, ибо хитрость считалась качеством, еще более ценным, чем храбрость. Роберт носил свое прозвище с гордостью.