Дрекавац
Шрифт:
— Стало быть, батюшка вы мой благоверный, пока я ушла в слуги, польстившись на доброе отношение к своим детям, они у меня невесть где находились? — палец Атропы ткнул в грудь священника. — И это в вашем божьем доме, где приют находят обездоленные и нуждающиеся?
Острое ухо слышало чутко, как монахи переговаривались шепотом. Половина смутилась простецкими повадками Атропы, половина сочувственно её поддерживала. Молодые послушники с горящими щеками испытывали горячее негодование.
— Вы не унаследуете царства божьего, ибо вы не вхожи в нашу семью, — ответил ей отец Иона. — В королевстве
— Ей-богу, что творится с вашими помыслами? — спросила Атропа. Её силы на спор быстро иссякали. Искать Мику и Любу куда важнее, считала она, чем спорить с глупым начетником. — Бросить детей, нуждающихся в защите. Я… Мне это всё чуждо. Ненавижу. Скажите, куда они ушли? И я немедля покину это заведение.
Зашумела толпа.
— Не знаю, — кратко ответил ей отец Иона. — Уж не моя забота. Мое дело — это семья, находящаяся в вере.
Атропа шумно вздохнула. Ей захотелось ударить страшной мощью по старому Ионе, по его разукрашенной головным убором физиономии, а после разодрать всю мантию до последнего клочка. И никакой монах ей не помешал бы!
— Уходите, — сказал отец Иона. — И вы, брат по вере, тоже.
— Я? — удивился Рудольф, когда его погнали из храма.
— И вы. Вернётесь позже, в день более благочестивый, чем сегодняшний. Считайте это епитимьей.
Двоица уходила под гул монахов. Витражи горько лицезрели на женщину. Церковь превратилась в разоренный улей.
На площади, куда вышли Атропа и Рудольф, грубая толпа слушала речь оборванца, сверкавшего голой пяткой на помосте. Атропа плакала. Она крепко шлепнула по лицу её спутнику.
— Я доверила тебе самое драгоценное, что у меня есть. Отдала свое богатство на погибель, ушла в неволю за тебя, за твое будущее. Ты понимаешь меня? Хоть слышишь?
Опешивший Рудольф, остекленевший немой фигурой, не выражал ни одного знака сопротивления.
— Лучше б я свою голову положила наземь, чем отдала жизни Мики и Любы. Так это ли моя цена за ваше благополучие, касатики? Себе земель, богатств и самоцветов, а мне смертельное горе? Посулили сладких слов! Пообещали быть добры! Экие добряки, что пристали к ушам, остроухие им не по душе. Это подлость и лицедействие — ваши слова не от сердца идут, знаю это. Запомни, Рудольф, я никогда тебе это не прощу, не прощу твоего обмана.
— Право, я не знаю. И не подумал обманывать.
— Не подумал он. Паршивец. Свою жизнь пожил, решил дальше пожить — за счет моих детей? Ох, паршивец.
Атропа облокотилась на ствол дуба. Листья его забирали с щек Атропы слёзы. Она наконец обратила внимание на нищего проповедника.
— Да знайте же вы, что грядет великая буря! Узрейте! Сыны хотят отвернуться от своих отцов, а дочери от матерей, реки крови потекут по земле королевства, если не обрести скорейшего порядка. Видит бог, мы зашли слишком далеко. Оскорбили мы его достоинство своими дерзостями! Дозволили себе
— Тьфу! — кто-то крикнул из толпы. — Что мне до славословия прохиндея Валука?
Оборванец нисколько не смутился.
— Так знайте, что Валук могуч и не поддается на уловки своих врагов. Пока мы страдаем пороками, его мудрое правление оберегает город как зеницу ока. Нам нужен такой же, как Валук! С божьей помощью мы победим проклятых врагов-гоблинов и эту остроухую нелюдь, уничтожим еретиков Тёмной церкви, агентов и лазутчиков против мира и порядка! Восстановим величие королевства!
Толпа в большинстве ответила одобрением.
Атропа пошла прочь от церкви, пробираясь сквозь людей, бесцеремонно расталкивая тела. Рудольф погнался за ней, но в отличие от женщины не получал никакого снисхождения: сзади прилетали и кулаки, и тычки, и даже пинки. Атропа хотела сбежать от него, избавиться от священника, просто забыть его, Брассику и Маркуса, попытаться найти в этом проклятом городе своих детей. «А может, Мика с Любой погнали домой? — подумала она, отталкивая от себя очередного зеваку. — И ведь правда. Раз эти лицедеи бросили их, осталось искать укрытия в таверне. Хоть бы так оно и было».
Сзади её кто-то окликнул. Атропа обернулась: среди мужчин, чей ум всё более распалялся от грязных речей сомнительных проходимцев, ей никто не показался знакомым.
— Наверное, это Рудольф, — сказала себе она, идя дальше.
Выбираясь с площади, сближаясь с ратушей, откуда из башенки тоже кричали мужи в мехах и золоте, её кто-то уверенно одернул за плечо. Она резко повернулась, чтобы просить Рудольфа отстать от неё. Но перед ней был упитанный молодой человек, щекастый и сильно обрадованный.
— Ну как же вы не подождали меня! А я вас от самой церкви пытаюсь догнать.
— Добромир? Ты ли это?
— Он самый. Я так долго вас ждал, всё мерещилось, что вы не выбрались из паломничества живой. А вы и живы, и здоровы. Господи, я боюсь, меня отправят в данарскую темницу за оставление караула.
— Чего ж ты ждал меня? Моих детей тут нет, как выяснилось, — сказала Атропа. — Эти лицедеи бросили их.
— У меня добрая весть. Ваши дети — у меня!
Глава 10
Академию магов в городе видно отовсюду: высокое сооружение, выполненное из белого камня, слюдяного стекла и друз, сросшихся магических кристаллов, формировало облик прибрежной Эйны. Брассика разглядывала башни замка: от их вида она всегда испытывала чувство безмерной гордости за то, что приобщилась к гильдии магов. Собственно, кроме замка, порта и приземистых деревянных складов в этой части города ничего не было. Если только путешественник не хотел пойти за острыми ощущениями в крысиные трущобы, но таких желающих не находилось.