Дремучий случай
Шрифт:
Мох с опаской посмотрел на меня и на всякий пожарный отступил на шаг. Меня он боялся, а потому сразу же притворился овечкой. Его лицо побледнело, отчего веснушки выступили еще ярче.
Как же можно быть таким трусом?
— Да я это… просто… спросил просто… — забормотал он.
Я не стал слушать этот лепет и двинулся к двери. Саня Мох был одним из тех, кого можно назвать разве что хулиганом, вот стекла побить или матерное слово на заборе написать — это для него, а вот подумать головой — так это зачем? Разве голова не для того, чтобы черные очки цеплять?
Я уже был возле двери класса, когда меня окликнул наш физик Алексей Дмитриевич Бендин. Он был одним из немногих наших преподавателей, кого я действительно уважал. Дельный мужик, понимающий, если видит, что у ученика ночь бессонная была, в жизни не спросит и вопросов по поводу прогула задавать не станет, знает же, что правду все равно мало кто скажет.
— Рома, можно тебя на минутку? — позвал он.
Вот же дремучий случай! Я остановился и отошел от прохода, пропуская, выходивших вслед за мной девчонок и Мохова, который от моего тяжелого взгляда втянул голову в плечи.
— Дверь прикрой, — попросил Алексей Дмитриевич.
Я послушно кивнул и выполнил просьбу. Что-то мне все это не нравилось. Чего это он? Что я на этот раз сделал? Да я вообще ничего не делал, в школе я хороший мальчик, только ленивый, не хватало еще, чтоб исключили.
Выражение лица физика мне не нравилось.
— Что вы хотели? — недоуменно спросил я.
Он задумчиво пожевал губу, внимательно глядя на меня. Потом сказал:
— Хотел. Можно с тобой поговорить? Не будешь играть в ежа и ощетиниваться?
Хм, забавное сравнение.
— Смотря что скажите, — честно ответил я, не став напоминать, что у ежа иголки, а не щетина.
— В городе орудует банда подростков, — без дальнейших предисловий начал Бендин. — Очищают машины, иногда угоняют, мастерски отключают сигнализацию… Слышал?
Он внимательно следил за моей реакцией. Видимо, ему казалось, что у него не глаза, а рентген.
Интересно, чего он ждал? Что я расплачусь, упаду на колени и во всем признаюсь? Совершенно глупое предположение.
— Слышал, — сухо ответил я.
— Говорят, главарь этой банды — некто Змей, больше об этих преступниках ничего не известно.
Я еле сдержался, чтобы не присвистнуть. И оттуда же растут ноги у такой интересной информации? Это уже не пустые слухи, появляющиеся время от времени и уже порядком надоевшие, это факты.
Я устало потер переносицу. Мне бы сейчас поспать, а не лекции выслушивать.
— Зачем вы мне это говорите? — хмуро поинтересовался я. — Я знаю не больше вас. Но ни у вас, ни у меня нет автомобилей, так что нам банда Змея не опасна.
Алексей Дмитриевич покачал головой, видимо, он ожидал, что я буду более сговорчивым, но у меня не было ни малейшего желания ни каяться, ни строить из себя дурочка.
— Ромка, ты же умный парень, доиграться не боишься?
Вопреки его
— До чертиков, — честно ответил я.
Физик подошел ближе и протянул руку к моей шее. Душить меня собрался? Нелепая мысль пробежала и скрылась. Что за ерунда? Учителя учеников не душат, разве что сумасшедшие, а Алексея Дмитриевича психом я не считал.
Я не шелохнулся.
Оказалось, что он потянулся вовсе не к моей шее, вернее не совсем к ней, а к золотому кулону на цепочке.
Его подарила мама, когда мне было лет шесть. Мы пошли в террариум, где я впервые увидел змей вживую, и немедленно заявил, что хочу держать такую на балконе. Маме стоило больших усилий, чтобы убедить меня, что нашей 'теплой' зимой змея на балконе помрет, да и правильно кормить мы ее не сможем. Словом, реву было много. Рыдал, естественно, я. А знаете, как обидно было? Это детская травма, между прочим. Я потом еще полгода вспоминал змею и то, как я хочу себе такую. А на новый год мама подарила мне цепочку с кулоном. Маленьким детям обычно украшения не дарят, скорее машинки и пистолеты, но этим подарком она мне угодила, потому что на круглом кулоне была изображена кобра. Я был дико счастлив, всем показывал подарок и говорил, что у меня теперь есть собственный змей, которого почему-то назвал Петрушкой.
Я улыбнулся про себя этому воспоминанию. Кулон — это единственное, что осталось от мамы.
Именно из-за этого кулона в банде меня и звали Змеем, хотя никто и понятия не имел, почему я никогда его не снимал.
Я просто восхитился мозгами Бендина. Связать мой кулон и банду Змея — это еще додуматься надо. Конечно, в такие доказательства мало кто поверит, но тем не менее. И ведь он не просто предположил, он был абсолютно уверен в своей правоте, иначе ни за что бы не заговорил со мной на эту тему.
Что ж, я сам виноват, давно уже пора, думать тем местом, которым положено, а не тем, на котором сидят, и следить, чтобы кулон не выбивался из-под рубашки. Всегда нужно быть на полшага впереди других, иначе тюрьма обеспечена.
— Доиграешься, — повторил учитель с каким-то ужесточением в голосе. — Догадался я, догадаются другие, — я молчал. — Не думай, я не собираюсь бежать в милицию и докладывать, просто больно смотреть, как парень, у которого в голове далеко не пусто, спускает свою жизнь в канализацию.
Да что он знает о моей жизни?
Меня почему-то накрыло волной злобы.
— Моя жизнь и есть канализация, — огрызнулся я, резко высвобождая кулон из его руки, так что чуть не порвал цепочку.
— Я за тебя боюсь.
В его голосе не было ни ответной злобы, ни раздражения. Он не врал, ему действительно было меня жалко. А мне вдруг стало обидно. Я еще жив, не надо меня жалеть, жалость — худшее из всех чувств.
— Не волнуйтесь за меня, Алексей Дмитриевич, — попросил я, стараясь говорить как можно спокойнее. — Я сам со всем справлюсь.