Древний род: Сотый Богомир
Шрифт:
За те пять минут, что мы говорили с корабелами, мы смогли только узнать, куда подевался народ из города. Поскольку пока мы 'блукали' по городу, кроме ребятни, - и то, совсем маленькой - нескольких женщин и тех, кто прибыл с караваном, никого не встретили. Оказалось, Моисеевич отослал всех вверх по реке, валить лес, из которого будут строить посад. Хотели и корабелов отправить, да Синельников, словестно, 'обгадил' главу города так, что тот посчитал за лучшее оставить их в покое.
После того как чай, без дефицитного сахара, был готов, Павел
– '...' '...' порвем их '...' и '...' '...', а еще '...' заклеймим их '...' чтоб живого места не осталось. Я их '...' '...' даже иметь не собираюсь, '...' '...'.
Минут пять я пытался уловить в этой тираде, согласился главный корабел на наше предложение или нет и только после слов Маэстро, 'расшифровавшего' язык Синельникова, мне стало понятно, что согласие корабелов мы получили. При этом, никто даже не подумал спрашивать мнения подчиненных Синельникова. Позже, когда мы покинули ангар, Маэстро сообщил, что Синельников сам поговорит со своими подручными, без свидетелей, и спросит их мнение. Еще он рассказал, что Павел Романович, сам мог стать главой города, когда голосовали, но на результат повлияла его манера общения, и он набрал на семь процентов голосов меньше, чем Моисеевич.
Войдя в ворота, Мы с Маэстро разделились, он пошел на почту, где должен передать письма Степановича и отправить в столицу все, что мы узнали от Джерри. Так же к этому прилагалось записка о заговоре среди военных и предложение по спасению Армении от израильского флота и недопущенью арабского флота в Кубинское море. Всего-то нужно сообщить кубинцам, что на них готовится нападение и изоляция от южных морей, остальное, как сказали смеющиеся здоровяки, кубинцы сами сделают. И дай бог, чтобы после этого, арабы и евреи вообще могли выйти в море.
Я же направился к главе города, где с ним предстоял непростой разговор. С одной стороны Моисеевич хороший человек, много сделал для города и его жителей, к тому же за него радели Степанович и Маэстро. С другой, он еврей, а в преддверии войны с Израилем, даже и не знаю, как оно может обернуться.
'Тук-тук' - постучался я в дверь его кабинета и после приглашения вошел.
– Здравствуй Герман Моисеевич - с порога сказал я, плотно закрывая за собой дверь.
– И тебе здравствовать богатырь русский - вставая из-за стола и протягивая мне руку - знал что зайдете..., а где остальные?
Тут до него доходит, что я не собираюсь жать его руку. Ведь руки жмут только тем, кому доверяют, а я пока не знаю, могу я ему доверять или нет.
– Грех за мной или натворил чего, что ты не принимаешь моей руки?
– опуская пятерню, спросил старый игун.
– Пока не знаю.
Моисеевич вскинул бровь, а я предложил сесть и поговорить.
– Мы тут кой чего узнали, после взятия лагеря интервентов на берегу залива...
– Вы сами взяли залив?
– удивился игун.
–
Моисеевич провел рукой по чешуйчатой бороде, без единой волосинки, и откинулся на спинку стула.
– Я так понимаю, он больше не будет водить караваны, на благо Мохова?
– И он и Примаков и Кобзарь со своим десятком, - я показал мэру открытую ладонь, чтобы не перебивал - но вот вопрос, останешься ли ты на своем месте?
Мэр оперся руками на стол.
– Поясни?
– А чего тут пояснять, война с Израилем на носу, а ты, каким бы не был начальником, все же еврей.
Моисеевич некоторое время молчал и сверлил меня взглядом, а я не спешил спрашивать, давая ему время подумать.
– И что с того - после пятиминутного молчания сказал он - израильская разведка, в этом мире, уже не та, что была, да и я после рабства уже далеко не еврей.
Услышав за дверью шум шагов, я повернулся, аккурат в тот момент как она открылась, и открыл ее Миша.
– Так ты про него, - Миша кивнул в сторону мэра, мне за спину - тоже знаешь?
Что?
– не понял я.
– Ну, что он то же в заговорщиках?
Переварить эту информацию, как и повернуться к Моисеевичу, я не успел.
Я почувствовал удар, чуть выше поясницы, в место прикрытое поясом из толстой кожи. Дальнейшее происходило без вмешательства мозга, на одних рефлексах.
Крутанувшись на месте вместе со стулом, я перехватил кисть игуна, которая собиралась нанести повторный удар, правой рукой и открытой ладонью левой руки, приложился в локоть. Да так приложился, что рука мэра, с хрустом, сложилась в обратную сторону.
– 'А-А-А'.
Не обращая внимания на крики мэра, я рванул из захвата топор левой рукой, а правой выдернул из ножен 'вишню'. Ей, в стесненных условиях, орудовать гораздо сподручнее.
Видя мой топор, нацеленный шипом в свою грудь, Миша показал открытые ладони.
– Я с первого раза все понял - примиряюще сказал он.
– 'А-А-А' - продолжал орать мэр, валяясь под столом, куда упал после 'рихтовки' руки.
Его трясло, он пытался вернуть правую руку в исходное состояние, но как только он ее касался, его тело пробивал новый спазм боли.
Поняв, что опасность миновала, я вернул топор в захват и стал ощупывать место удара.
'Фу-ух, елки-палки, кажись, пронесло, в пряжку попал 'сука''.
– Кто еще в городе из заговорщиков?
– спросил я у Миши, пока на крик не сбежались все, кто остался в городе.
– Из тех, кого я знаю, только Вадик и он, - кивнул тот на мэра - может он кого еще знает, связь то через него была.
'Хорошая новость, нечего сказать. Получается вся переписка заговорщиков идет по гражданской почте, умно. Если бы по армейским каналам пускали переписку, их бы давно вычислили. Хотя... кому вычислять, Вадик же ясно сказал, все, включая разведку и контрразведку, в числе заговорщиков'.