Древний род: Сотый Богомир
Шрифт:
– А если я тебя уделаю?
– рыкнул беляк.
– А чего ты хочешь?
Боря немного подумал и сказал.
– Я хочу, чтобы ты нашел моих бывших хозяев и отправил их в преисподнюю.
От услышанного, у меня немного - но лишь немного - засосало под ложечкой.
– Идет, - с легкостью согласился Николай - будем считать, что твое первое движение будет означать начало отсчета моих десяти секунд.
Медведь показал довольный оскал и не секунды не медля бросился на маленького человека, пытаясь сгрести его в охапку. Получилось смешно, особенно когда его руки-лапы встретились, словно он хлопал в ладоши.
– Вовчик - это Николай, кентавру с выпученными глазами - как придет в чувство - он кивнул на Борю, лежащего его ног - напомнишь ему про его обещание и сообщишь мои слова. Если он нарушит свое слово, я лично сниму с него шкуру и постелю в своей прихожей, а тушу выброшу в лес, на растерзание зверью.
Но не только Вовчик и Александр были свидетелями этой сцены, но и те, кто в этот момент проходил по настилу, возле которого произошел этот цирк, и образовалась пробка. Обращенные, люди, с тележками, носилками, с нощей на плечах или в руках замерли словно статуи и смотрели не моргая на здоровенного беляка, распластавшимся без чувств, и на того кто смог уложить его одним ударом.
– Вовчик - позвал я белого кентавра, после того как посмотрел на Николая и покачал головой из стороны в сторону, давая понять что не одобряю его действий.
– Вовчик, елки палки, спишь что ли?
– повторно позвал я кентавра, но уже с раздражением, сказывалась усталость и отсутствие сна.
– А? Что?
– очнулся тот, нехотя отрывая взгляд от сильнейшего богатыря России, который продолжал позерство на публику.
– Что-что, работы вагон, а ты в астрале - пробурчал я, и вдруг меня как молнией поразило. Я вдруг понял, что начинаю говорить как Николай, с раздражением и сарказмом.
'Ну уж дудки, одного клоуна - да еще такого как Николай - в отряде, нам с лихвой'.
– Так я это, - сказал Вовчик, продолжая косится на Борю.
– Ладно уж тебе, проехали - махнул я рукой - найди помощников, - я указал на беляка, храпящего на утоптанном снеге в отключке - нужно перенести его в тепло, мы вчетвером вряд ли осилим такую ношу.
– На кой ему тепло, он же беляк, - усмехнулся Вовчик, но увидев мой взгляд, все же последовать моему совету.
Кентавр быстро нашел помощников, точнее сказать, он их вообще не искал, а попросил помощи у тех, кто стоял рядом. Четверо мужиков - кобс, гип и два бора - отложили свои грузы в сторону от дорожки и довольно лихо подняли Борю за конечности. А вот вопрос, куда доставить тело, застал меня врасплох. В деревяхе женщины и дети, на вышку не вариант, боря не пушинка, так просто не поднять, да и ширина лестницы не вместит двух носильщиков разом, и я сослался на Пороховщикова. Он-то всяко лучше меня знает, где можно 'отдохнуть' бедному Боре.
Когда Вовчик с подручными потащили белого полу медведя к ангарам, где командовал Дима, а движение по помосту было восстановлено, я, Николай и Александр, неспешной походкой, направились к пленным, где Кузьма и Маэстро занимались допросом. И пока
Проходя мимо сетки, огораживающей рабский загон, мы услышали крик.
– А-а - крик доносился, со стороны одного из бараков.
И вслед за криком, из него вышел Кузьма, в одной руке он держал свой 'сармасакс', а в другой нес за ногу одного из пленников. Бросив его на землю, он посмотрел на других пленных и со злобной ухмылкой сказал.
– С-следующий.
И не дожидаясь добровольца, коих почему-то не находилось, он сам выбрал токового, взял за ногу-лапу пита, с красным оттенком перьев и, насвистывая популярную мелодию себе под нос, направился обратно.
– Мама моя родная, - не-то серьезно, не-то шутя, произнес Николай - да он одним своим поведением, вызовет волну суицида, у большей части этих бедолаг.
– Может быть - согласился я - главное, чтоб они не догадались, что дальше угроз дело не пойдет.
Увидев, что у пленного, которого вынес из барака кузнец, нет увечий, я с облегчением выдохнул. Надежда на то, что Кузьма все же не перешел от слов к делу и не занялся членовредительством, оправдалась и у меня отлегло.
Человек, пытающий людей и обращенных, должен быть полным отморозком, чтобы после такого спать спокойно и делать вид, что его работа не отличается от любой другой. И насколько я узнал Кузьму, за все это время, он далеко не отморозок и вряд ли им станет. Фома Митрич, слишком хорошо воспитал своего сына.
Когда Кузьма скрылся за дверью, через сетку, игнорируя вооруженную до зубов охрану из бывших рабов, к нам обратился другой пленный и на ломанном русском и стал взывать к женевской конвенции. На что Николай попросил одного из охранников - игуна с плоской головой - не ширять копьем через сетку и заверил пленного, что обязательно разобраться, с неподобающим отношением во время допроса, не откладывая в долгий ящик.
Николай, с видом недовольного чиновника, направился в загон. Естественно, я уже знал, что сейчас будет потеха, поэтому пошел следом и потащил за собой испуганного Александра.
Позвав Кузьму, он, с сильным недовольством, стал убеждать здоровяка в соблюдении этой самой конвенции, по отношению к пленным. Здоровяк понял, что Чуйка что-то задумал, и не растерялся.
– А что, 'здесь' уже и Женева есть?
– с удивленным видом спросил здоровяк.
Николай тут же обратился к просителю, с этим вопросом, но тот лишь испуганно замахал головой.
– Блин, - Николай хлопнул себя по колену - ее то, еще нет, значить, и конвенции нет - с наигранным беспокойством, он схватил меня за рукав - что же теперь делать?
Обратив свой взор на пленного, а тот, с самым несчастным видом, смотрел на меня в ответ, я вынес вердикт.
– Думаю, здесь будет уместна - я сделал паузу, вроде как изображая мыслительный процесс - конвенция Гуантанамо.
Пленный тут же уронил голову, а мы втроем заржали.
Сделали мы это не из кровожадности, а наоборот, чтобы пленные не питали иллюзий, по поводу своего положения и охотнее отвечали на вопросы. Разумное существо, должно понимать, что его ждет, если оно вздумает юлить и врать. Наша шутка только поспособствует бескровному допросу и избавит здоровяков от того, чтобы ее проливать.