Древний род: Сотый Богомир
Шрифт:
– Долго объяснять, - сказал Николай - просто будь на стороже и получай удовольствие от шоу.
Мне снова, ничего не оставалось, как принять условие богатырей и положится на то, что они придумали что-нибудь толковое. Но я на это не очень рассчитывал, самое толковое, что они могли придумать, они уже придумали.
Тем временем, здоровяки покинули деревяху и расположились по сторонам двери с луками в руках, а внутрь отправился Николай, с загодя подожженной свечкой.
По этому поводу у меня возникла лишь одна мысль, но, в этом мире, несостоятельная. Так как
Подошел ближе и увидел в дверном проеме, как Николай осторожно обходит двухъярусные кровати с пьяным воинством и поджигает все 'жирики' что есть в помещении. Свет наполнил казарму, и я увидел, что собой представляют наши противники, которые даже не разделись, перед тем как лечь в кровать, и тот самый самогонный аппарат, в дальнем левом углу.
Николай вышел из казармы и, словно придворный паж, раскланялся перед здоровяками. Мол, вот он я какой, даже не разбудил никого. Циркач.
После чего здоровяки убрали луки, и Маэстро вошел внутрь. Он уже не пытался идти тихо, а словно слон бухал по деревянному полу. Остановившись возле ящика, стоящего посреди комнаты, который ему помогал нести Кузьма, он нагнулся и открыл его. А когда он взял один из тех предметов, которые в нем находились, я узнал в нем 'ежа'.
Думал, что сейчас повторится тоже, что и на берегу залива, но нет, как оказалось, мои коллеги не те, кто страдает ностальгией.
Взяв в руки 'ежа', Маэстро заорал на английском во всю годку, как ужаленный. Он орал не останавливаясь, а с кроватей вскакивали испуганные люди и обращенные.
– Чего он там орет?
– Спросил я Николая, который подошел ко мне.
– '...' дранные - переводил он - база захвачена русским спецназом, если кто хочет жить сдавайтесь или все вы '...' вонючие, тут и останетесь и в таком духе - махнул Николай рукой в сторону двери.
Маэстро продолжал орать, а Николай сказал, что он повторяет сказанное для тех, кто 'в танке'.
Поначалу, от крика, страшного и большого, рыжего великана, люди и обращенные вскакивали, с коек. Кто то упал, кто то, увидев Маэстро, накрылся одеялом с головой, наверное, подумал, что это кошмар. Маэстро орал, а янки метались из стороны в сторону. Но, что удивило меня, никто не пытался приблизиться к великану или хотя бы прошмыгнуть мимо него, в открытую дверь. Через несколько минут, когда крик сменился более спокойным тоном, до них стало доходить, что у них нет ни оружия, ни возможности как то сопротивляться, и они стали слушать рыжего великана.
Но не все были такими послушными, парочка кошев решилась на побег через открытую дверь. Их встретил Кузьма, и словно котят, схватил за шиворот и забросил назад. После чего сам вошел в казарму, наигранно показывая, что дверной проем, для его широких плеч, явно маловат. Отпустил пару ласковых, закинул на плечо свой молот и вышел, 'нечаянно' повредив дверной косяк.
Когда Маэстро, что то 'втулял' полупьяному воинству, из толпы вышел маленький человек, с нашивкой капитана и перебил его. Здоровяк подошел к нему, схватил одной рукой за грудки, приподнял и пододвинул его лицо к своему.
Казалось,
И тут здоровяк как заорет на английском, прямо в лицо наглеца, который осмелился его перебить, и потекла из штанов капитана, желтая жидкость. Маэстро медленно опустил голову, посмотрел на образующийся лужу, снова посмотрел в лицо капитана и показал свой оскал. Капитан не смог выдержать такого, он потерял сознание. А дальше произошло то, чего ни я, ни Николай не ожидали. Маэстро махнул рукой с капитаном, в направлении двери и тот словно снаряд вылетел из нее, сбивая на своем пути обоих.
Скинув с себя обоссаного капитана, я поднялся и велел Николаю связать его, а сам, в очень-очень расстроенном настроении, направился в деревяху. Когда я вошел внутрь, Маэстро продолжал практиковаться в ораторстве, но я его заткнул своим криком.
– У вас '...' пять минут, чтобы лечь на пол с руками на затылке, кто останется на ногах, покойник.
Крича, с искаженным от злости лицом и топорами в руках, я был уверен, что в этой толпе, должно быть хоть одно существо знающее русский язык. В конце то концов, самогонный аппарат, кто-то же сварганил.
На счете три, мои ожидания подтвердились, в толпе прозвучала английская речь и все как один повалились на пол. Но, честно сказать, мне кажется, это случилось не благодаря моему крику или злобной физиономии, а скорее, из-за того, что в казарму снова вошел Кузьма, не забыв при этом повредить второй косяк дверей. Еще он стал подкидывать свой молот одной рукой и ловил другой. Да и Маэстро стал подкидывать в руке 'ежа', что пугало даже меня. Ведь эта дрянь довольно чувствительна и могла 'жахнуть' в любой момент. Но внешне, я продолжал делать вид, что мне, на это, плевать.
– Чего стали как истуканы, цирк окончен, вяжи всех - зло бросил я здоровякам, потом в сторону дверного проема - Тёма, Сёма на КПП, Пороховщикова сюда, - повернулся к Маэстро - и стоило разводить демагогию.
– Ты чего такой злой?
– тут же спросил он.
– Тебя когда-нибудь сбивал с ног обоссаный американец?
– огрызнулся я.
Маэстро с Кузьмой усмехнулись и присоединились к ратникам вязать горе воинов их же ремнями. А когда дело было сделано, вошел Николай и рассказал весь процесс полета капитана, и то как я из под него выбирался, в мельчайших подробностях, словно это происходило не мгновение а целый час, заржали все, включая ратников, которые были тому свидетелями.
Опустив процедуру совещания на тему, что дальше, я принялся раздавать указания, и началась 'миграция'.
Янки и бюргеры, в числе которых было несколько украинцев, - они то и сварганили самогонный аппарат - были переведены в рабский 'люкс', а, уже бывшие рабы, заняли их апартаменты. Само собой все не вместились, а только женщины и дети. Мужики были озадачены, подготовкой к переправе через реку и подъему на перевал всего необходимого, что могло понадобиться для удержания склона, до подхода помощи с другой стороны горного хребта.