Древний свет
Шрифт:
— Сражение происходило в нескольких зонах, не только в Таткаэре. Думаю, оно все еще продолжается. — Он отступил вправо и показал в сторону. Я с трудом повернулась и всмотрелась в море, следя за его взглядом. — А здесь вот это…
Тихая голубая поверхность моря на горизонте выглядела более темной, словно оно было пропитано чернилами. Пятнышки отражали свет заходящего солнца, перемещаясь далеко в открытом море, и у них были металлические паруса. И хотя их невозможно было хорошо разглядеть на таком расстоянии, я узнала в них джаты и джат-рай .
— Они
— Слишком напуганы, чтобы войти сюда… и испытывают большой недостаток в продовольствии, чтобы вернуться домой, — предположил Дуг.
Все время эта панорама моря: десятки крошечных судов… Я повернулась к ним спиной. Это теперь меня также не касается. Перед моим мысленным взором снова ясно встало ее лицо, забытое на целые минуты: лицо Чародея Рурик.
— Представитель? — осторожно спросил Оттовэй. Я взглянула на него, на его ожидание, и покачала головой. «Разве я хотела задавать тебе вопросы? — подумала я. — Неужели? И зачем?»
— Позаботьтесь о «челноке» для Представителя, — велел Дуг, и Оттовэй, пожав плечами в ответ на то, что от него отделываются таким образом, пошел через посадочную площадку, а я наблюдала, как он шел, но фактически не видела его.
— Думаю, вы в состоянии шока.
— Нет, — ответила я.
— Вы понимаете, конечно же, что карьера Корасон Мендес на этом закончилась. ЭВВ-репортеры буквально рвут ее на части. Через двенадцать дней на Земле не будет тихоокеанца, который не знал бы ее имени и не поносил бы его. — Он пристально посмотрел на меня.
— А мое имя? — Это вызвало у меня улыбку.
— Ваше тоже, да, но, пожалуйста, не волнуйтесь. Линн, я уверен, что это можно уладить. — Он помолчал. Затем вздохнул. — Теперь у вас нет к этому ни малейшего интереса, не так ли? Вряд ли этому можно удивляться. Линн, вам нужно хотя бы немного отдохнуть; пусть даже несколько минут… прошу вас.
Мною овладела какая-то ошеломляющая непоследовательность. Какое значение имеет то, что я сейчас делаю? Через короткое ли время, через очень ли короткое… это вообще не имеет значения.
— Куда вы хотите отвести меня, Дугги?
Он нахмурился и окинул меня взглядом с головы до ног.
Должно быть, я походила на тех беженцев, которых снимают ЭВВ: грязные волосы, разорванный комбинезон, нога в жестком восстановительном футляре, забинтованные руки и костыль для ходьбы… Вдруг я почувствовала острую боль, и окружающий мир сжался в точку.
— Боже, дайте же мне сесть!
— Садитесь, пока не упали, — посоветовал он, невольно поддаваясь веселью, и шел рядом со мной, пока я ковыляла к куполу центра связи. Он возвышался впереди, белея в свете солнца. Уже у самого входа я заметила оборванные кабели, осколки стеклопластика и поняла, что смотрела на отверстие футов в двенадцать в его стене. Значит, они атаковали и Кумиэл. Я думала, что хайек не оставят нас без внимания. Я вошла внутрь — присутствующие повернули лица в мою сторону — и опустилась в ближайшее кресло, выставив ногу перед собой.
— Представитель, что с вами? — Со своего места встал один из молодых офицеров.
— Представителю требуется
Я откинулась назад, закрыв глаза и не обращая ни на что внимания.
Надо мной раскинулся огромный купол неба, опутанный паутиной света, цветущий блеском летних звезд Орте. В этом саду на Башне запахи ночного цветка кацсиса и арниака удушающе сильны…
Теплые руки Дуга охватывали мои; он очень легко сжимал их сквозь повязки. Я открыла глаза. Он сидел наклонившись ко мне, его поведение было лишено какой-либо изысканности, и я заметила (как это нечасто видишь по друзьям), каково ему быть правительственным посланником.
— Я должен быть уверен, что правильно понял. Линн, вы сказали, что Рурик мертва? Чародей? Что к «челноку» несли ее тело?
— Да.
Сад на крыше Башни, остывший зиир в керамических бокалах, ночной ветер, дующий из города, Касабаарде. И вдали — первый шпиль Расрхе-и-Мелуур из хирузета, закрывающий собою звезды…
— Вы это знаете, — мягко сказала Рурик. — Древний свет нельзя уничтожить. Не потому, что он однажды был создан. Все, что мы смогли сделать, — это сдержать его. Мы все еще сдерживаем его.
Дугги чертыхнулся: его руки сжали мои пальцы так сильно, что я вздрогнула.
— Линн, простите, я не хотел… — Его голос звучал слишком тихо, чтобы его можно было расслышать возле наполовину демонтированного ряда головизоров и пультов управления коммуникаторов, и он наклонился поближе ко мне — я никогда не знал ее так, как вы. У меня вертится только одна мысль — все эти знания утрачены… Архивы Башни, должно быть, бесценны, а кто сможет разобраться в них после ее смерти?
— Это совершенно не так, Дугги.
Солнце белым снопом проникало внутрь через брешь в куполе, светило на редкие, сильно вьющиеся волосы и оставляло в тени его глаза: поврежденный и зрячий. Он приподнял голову, отрывисто кивнул своим мыслям:
— Я считал, что там должно было находиться нечто большее. Боже праведный, что же мы натворили, придя сюда?
А Рурик Орландис улыбается, стоя в саду на Башне, говоря с мрачным юмором, принадлежащим отчасти ей самой, отчасти тому старцу, который был Чародеем, и отчасти сотне поколений прочих:
— Это произошло бы не впервые!.. Передача памяти может быть осуществлена, если тело попадает в Башню живым или недавно умершим. Вы, с'аранти, сказали бы, что нам нужны «живые клетки». Это неточно, но подойдет.
И мне вспомнился ее голос, произнесший менее шести часов назад: «Отправьте меня туда в любом случае».
— Я не могу здесь долго оставаться. Мне нужно вернуть ее тело в Башню. — Тут я высвободила свои руки из его ладоней, но лишь настолько, чтобы ощущать пожатие его пальцев, попытаться понять через это прикосновение, насколько это важно, и сказала: — Дугги, я хочу сказать вам… я — мы с нею — мы должны кое-что объяснить вам. И какое значение имеет то, что вы теперь знаете?