Древняя кровь
Шрифт:
Удивительно, но эта размазня Гинтаро оказался полезен. Бенико всегда считала, что он паникер, и не надеялась, что он сразу же не запросится домой. Однако старший Ота не только не жаловался, но и тренировался изо всех сил.
Они все тренировались, изучая свои возможности. Сейчас, на территории врага, им было необходимо узнать о себе как можно больше. Касуми обнаружила новую способность: она могла искривлять пространство, моментально оказываясь в другом месте. Фуками-сенсей полагал, что теоретически она могла бы искривлять и время, но только детский разум еще не способен в достаточной степени представить себе эту стихию. С пространством куда как проще. Тренировалась она и проходить в сны, являясь всем своим товарищам по очереди. Томикава полагал, что таким способом врага можно здорово помучить и напугать, тем более, что очень многих они уже видели.
Бенико же сумела призвать духов-помощников. Эти странные, человекоподобные существа соткались, казалось, прямо из окружающего пространства. Четыре темные, с дрожащими контурами, фигуры, состоящие, как будто, из одной лишь реяцу, подчинялись ее командам, но распались, когда она им позволила, с явным облегчением. Больше четырех ей пока не удавалось создать. Следовало еще проверить, как они поведут себя в бою.
И все же в их всегда раньше дружной компании наблюдался какой-то едва заметный раскол. Бенико всегда знала, что Гинтаро трус, но предположить не могла, что трусом окажется… Фуками-сенсей. Он почти непрерывно призывал всех к осторожности. Это по его, почти паническому, настоянию они и не охотились пока на капитанов. Сенсей постоянно говорил о том, что они должны вначале набрать достаточно сил, что не следует торопить события, что нужно охотиться на слабую добычу. Гинтаро робко вторил ему. Томикаву же разобрал азарт. Ему не терпелось столкнуться с сильным врагом, ему хотелось сражаться, придумывать хитрости, загонять крупного зверя в ловушку. И, конечно, пожирать его. Бабуля Фуми едва не аплодировала, слушая его речи. И Касуми тоже смотрела благосклонно своим недетским взглядом. Непонятно было, о чем думает Такадо, свое мнение он обычно держал при себе. Что касается Бенико, то она однозначно поддерживала Томикаву. Ей нравилось их нынешнее существование, хоть она порой и страдала от отсутствия сигарет.
Инамура Бенико с детства была проблемным ребенком. Она бросила школу, недоучившись совсем чуть-чуть, сбежала из дома и некоторое время перебивалась по приятелям. В конце концов, родители ее выловили и уговорили вернуться, однако закончить школу так и не убедили. Бенико и раньше не находила себе применения в мире нормальных людей, а уж после того, как Фуками-сенсей открыл ей суть ее истинной природы, искать себе место в жизни стало казаться и вовсе бессмысленным. Она перебивалась случайными заработками, чтобы позволить себе хотя бы немного шмоток и развлечений, она создала себе имидж этакой брутальной особы, она проводила в седле своего байка больше времени, чем в каких-то других местах, она водилась с шайкой хулиганистых бездельников. Но все это время она мечтала оказаться в каком-нибудь месте вроде этого и заниматься чем-то вроде того, что они делали теперь. Лелеять, взращивать настоящую себя, жить не ради дурацких модных шмоток, а ради достижения настоящей, вещественной мощи… Бенико точно знала, что, как только Томикава перестанет мириться с осторожностью Фуками-сенсея, она немедленно поддержит военного наставника.
***
Прав был Ренджи, когда думал, что у Кучики упрямства на десятерых хватит. Впрочем, может быть, его подняло с постели чувство долга. Или жажда мести. В любом случае, целительское мастерство Уноханы сделало лишь половину дела. Остальное он добил сам.
Унохана выпустила его из госпиталя, когда была значительно восстановлена реяцу и зажили раны. Все же назвать его здоровым было бы еще рано. Та загадочная субстанция, о которой Рецу толковала лейтенанту Абараю, тоже требовала восстановления. Бьякуя стискивал зубы, заставляя себя шевелиться, и чувствовал, что двигаться ему совершенно не хочется. Уже не болело избитое тело, уже реяцу была ровной и восстанавливалась сама, но мысль о том, что нужно куда-то идти и что-то делать, заставляла опускаться руки. Слабость свила гнездо внутри его существа, она соблазнительно нашептывала, что пора сдаться, что все бессмысленно и лучше всего умереть. Все, что оставалось у Кучики Бьякуи, это его гордость и привычка действовать, несмотря ни на что.
Бьякуя тащил себя в штаб на грани изнеможения. Тело слушалось, но каждое движение давалось с трудом. «Не хочется, ведь совершенно не хочется!» – ехидно нашептывала слабость из глубины его существа. «Надо», – отвечал ей Бьякуя. Все же несколько глотков свежего ветра, приправленного ароматом цветущих яблонь, немного привели его в чувство. Воля к жизни постепенно возвращалась. Конечно, это было не то время, когда
И все-таки без сюрпризов не обошлось. Дежурный у штаба шестого отряда отчего-то здорово изменился в лице, увидев капитана. Когда Кучики спросил его о Ренджи, тот, запинаясь, ответил, что лейтенанта никто не видел уже три дня, но все в порядке, потому что он оставил отряду все необходимые распоряжения, так что все идет своим чередом. Бьякуя не стал расспрашивать, куда мог деться Абарай, и почему ему, капитану, не доложили. И так все понятно. Ренджи все-таки не вытерпел.
На самом деле Бьякуя мог его понять. Ренджи – парень гордый. Он не смог сидеть сложа руки в ситуации, когда должен был действовать. Приказ капитана некоторое время сдерживал его, но теперь, когда больше некому стало отстоять честь шестого отряда, он взял все на себя, рискнув навлечь гнев командира. Кучики грозил ему отставкой, но… Этот прохвост за несколько лет успел прекрасно изучить характер своего капитана. Он уже заметил, что Бьякуя импульсивен и упрям. Крайне редко Кучики следует не долгу, а настроению, но уж если это случается, но он будет стоять на своем до конца. Ренджи, несомненно, догадался, что его отстранение было не взвешенным решением, а порывом, другое дело, что даже в своих порывах капитан обычно не намерен отступать.
Бьякуя понимал и то, на что рассчитывал лейтенант, пускаясь в рискованную авантюру. Во-первых, любой импульс со временем должен иссякнуть. Особенно после того, как капитан вдоволь повалялся на больничной койке. И если потянуть время, возможно, все еще обойдется. Во-вторых, он, несомненно, рассчитывал на понимание. В конце концов, гордость – эта одна из немногих вещей, к которым капитан и лейтенант относятся одинаково. И в-третьих, если принести Кучики головы риока…
Словом, Бьякуя только мысленно плюнул и решил пока выкинуть лейтенанта из головы. Решать эту проблему сейчас было лень. Однако, настоящие неприятности, как оказалось, были впереди. За спиной Кучики образовался посыльный Ямамото: капитана шестого отряда вызывали к командиру.
Ямамото придирчиво ощупал вошедшего капитана взглядом с головы до ног. Может, кого-то Бьякуя и смог бы обмануть насчет своего самочувствия, но не главнокомандующего. Этот сразу определил его состояние.
– Кошмар, – подвел Ямамото итог своих наблюдений. – Кучики, как ты допустил, чтобы с тобой сделали такое?
– Я совершил ошибку, – не стал отпираться капитан. – Попался в их ловушку.
– Рассказывай подробно, – велел командир. – Не стану мучить тебя, вызывая на собрание капитанов, сам все передам остальным.
– Я могу явиться и на собрание, – сообщил Кучики. – Впрочем, как скажете.
Он рассказал Ямамото все в подробностях. Тот только сурово хмурился, и было непонятно, с чем именно это связано.
– Все ясно, Кучики, – сказал главнокомандующий по окончании рассказа. – Теперь отправляйся домой. Ты в отпуске до полного восстановления сил.
– Но мне не нужен никакой отпуск! – возмутился Бьякуя.
– Нужен. Задача капитанов сейчас – ловить риока, но ты слишком слаб для этого. Тебе нельзя в этом участвовать. А с остальными делами отряда прекрасно справится и Абарай, тем более, ты его все равно отстранил от поисков. Поэтому не будет ничего страшного, если ты немного посидишь дома. Капитаны нам нужны живыми.
Похоже, командир не в курсе, что Ренджи сбежал, подумал Бьякуя. Тогда и остальные капитаны наверняка тоже. Шестой отряд надежно прикрыл любимого лейтенанта, как раньше он всегда прикрывал их.
– Командир Ямамото, – Бьякуя попробовал возразить еще раз, – я вполне здоров и могу сражаться.
– Кучики, посмотри на себя! – разозлился тот. – Тебя ветром шатает. Марш домой, и чтоб больше я тебя не видел! Замечу в штабе – накажу!
Раньше Бьякуя полагал, что понимает чувства лейтенанта, но теперь становилось очевидным, что по-настоящему он их понял только сейчас. Отстранить его, Кучики, от участия в операции – да как такое возможно?! Лишить его возможности отомстить за то, что с ним сделали… Бьякуя не мог найти в себе сил подчиниться этому приказу. Зато он заметил, что гнев окончательно привел его в чувство: умирать больше не хотелось. Хотелось сражаться.