Дроны над Сталинградом
Шрифт:
Ночью пришёл связист. Принёс записку — короткую, карандашом.
“Противник возобновил движение в районе балки. 2 танка прошли наш рубеж. Огонь ПТР неэффективен. Нужны координаты и средства для нейтрализации.”Штаб батальона, 22:40.
— Значит, снова немец попер, — пробормотал Дурнев.
Алексей задумался. Достал планшет. Отметил точку, рассчитал направление ветра, посчитал корректировку на балласт.
— Если всё подвести — можем попробовать взлет с новой
Командование отреагировало быстро.
В школу, где размещался штаб, вызвали Громова, Дурнева и Шапошникова. На карте — отметки танковой активности. Капитан Костылёв сжёг самокрутку, ткнул пальцем.
— Вот здесь техника снова вышла на край. Разведка подтвердила: три машины, предположительно Окопаться не успели.
— Давайте “Комара-У”, — сказал Шапошников. — Цель обозначена. Дистанция — 700 метров от нашей линии. Ветер западный. Погода, хоть и туманная, но скоро должен рассеяться.
Костылёв смотрел на Громова не как раньше. В его глазах это был уже не член авиамодельного кружка. А фронтовой конструктор, который давал результат.
— Делайте, — коротко сказал он. — Только быстро. И без чудес. Не получится — не лезьте. У нас снаряды на счету.
Громов кивнул. В голове уже шли расчёты. Руль — угол — крепление — таймер.
Корнилов, сидевший в углу, бросил:
— Фанера — это хорошо. Но смотрите, чтобы вместе с ней в воздух не взлетели.
— Спасибо, учтём, — ответил Алексей. — Если что, взлетим — но с результатом.
Уже в мастерской, Дурнев закручивал болты, глядя на собранный «Комар-У-2».
— Он не вернётся?
— Нет. И не должен. Это не разведчик. А ударный беспилотник, у которого билет в один конец.
Алексей взял в руки деревянную головку рожка. Приложил к носу корпуса.
— С этого места — и начнётся.
Вечером, когда фронт затих, Громов сидел у буржуйки. Перед ним — блокнот, на нём аккуратный набросок: дрон, пикирующий вниз, с огоньком на кончике носа.
*****
Работали молча. Лампа тускло мигала над чертёжным столом, где уже не оставалось чистого места — всё в расчётах, набросках, пятнах графита и пальцах.
На столе лежала немецкая мина T.Mi.35, аккуратно разобранная. От неё взяли корпус, корпусный стакан и основной заряд. Взрыватель заменили — вместо стандартной “площадки” — ударный контакт, спроектированный Громовым.
— Держим всё по осям. Вот здесь — ограничитель срабатывания. Если не врежется напрямую — не замкнёт. А если удар будет — контактный штырь замыкает, ток идёт, срабатывает капсюль.
Дурнев вертел в руках деревяшку, обшитую жестью.
— Ну, инженер, ты только не ошибись в расчетах.
— Я не буду запускать его с глаз закрытыми. Мы знаем, где они. Разведка дала точку.
Утром 12 декабря, ещё в темноте, на позицию к востоку от балки вынесли ящик. В нём — «Комар-У-1». Вес — чуть меньше восьми килограммов. Под брюхом — боевой заряд, закреплённый в трёх точках. Фюзеляж усилен, швы промазаны, передняя кромка крыла проклеена лентой.
— Лишь бы долетел, родимый, — шепнул Дурнев.
Ветра почти не было. Снег был сырым, и ноги мягко проваливались в снежную кашу. Линия горизонта едва светилась.
На катапульте дрон стоял, как живая птица — чуть склонив голову, будто прислушивался.
Алексей проверил крепления.
— Высота — 80 метров. Угол пикирования — 32 градуса. Расстояние — 680. Цель — в низине.
Шапошников с картой подтвердил:
— Танк стоит в низине, возле деревьев. По нашим сведениям — Не двигается. Замаскировался, подлюга.
Костылёв махнул:
— Запускайте. Даст бог — сработает.
Пуск прошёл чисто. “Комар” взвился, не дернулся, стабилизировался в полёте. Все следили, не дыша.
Он ушёл за линию посадок — и пропал.
— Пикирование — через 14 секунд, — прошептал Громов, глядя на часы.
— Как узнаем, попал? — спросил кто-то.
— Если попадёт — услышите.
Прошло двадцать секунд.
Тридцать.
И вдруг, с запозданием — глухой, короткий удар.
— Есть, — сказал Шапошников. — Кажется, попал.
Спустя час разведка подтвердила: немецкий танк сгорел. Удар сверху. Башня вдавлена. Механик-водитель убит, остальной экипаж покинул машину.
*****
Командир батальона вызвал их к полудню. В коридоре школы собрался весь личный состав, свободный от службы - связисты, сапёры, артиллеристы, даже медик вылез из землянки. Кто в шапке, кто с перевязкой.
Капитан вышел к ним с папкой. Лицо — строгое, в глазах — то ли усталость, то ли уважение, то ли всё сразу.
— По приказу командира 209-го полка 73-й стрелковой дивизии за успешное применение нового технического средства, приведшее к уничтожению бронетехники противника, — он глянул на бумагу, — награждаются:
Он сделал шаг вперёд.
— Инженер-техник Громов Алексей Андреевич — Орденом Красной Звезды.
— Сержант Дурнев Михаил Ильич — медалью “За боевые заслуги”.
Громов подошёл. Прикалывали орден прямо на гимнастёрку, поверх потёртой ткани.
— Служу Советскому Союзу, — чётко сказал он.
Дурнев стоял рядом, слегка смущённый, но с прямой спиной.
— Служу Советскому Союзу, — повторил, чуть хрипло.
Костылёв пожал каждому руку.
— Не каждый день такое увидишь. Работали без шума и пыли, дали батальону результат. Благодарю за службу и желаю дальнейших успехов.