Дроны над Сталинградом

Андров Алексей

— Знаешь, — проговорил один, молодой, — я не злорадствую. Просто... впервые за всё время мне стало по-настоящему страшно. Как будто всё это не остановится никогда.

— Остановится, — сказал другой, старше. — Но не скоро. И не здесь.

— А ты думаешь, Паулюс правильно поступил?

Старший задумался.

— Он был солдатом, а не фанатиком. Он выбрал жизнь.

Вечером, в одной из пригородных берлинских квартир, 12-летний мальчик подошёл к отцу и спросил:

— Папа, а если фельдмаршал сдался... это значит, мы проиграли?

Отец, ветеран

Первой мировой, поправил очки и долго смотрел на фотографию с фронта, где когда-то был он сам — в форме кайзеровской армии, молодой, полный надежд.

— Это значит, — тихо сказал он, — что наша армия больше не бессмертна. А страна... уже не такая, как раньше.

На четвёртый день тишины в эфире радиостанции вновь заиграла музыка — бодрая, маршевым ритмом. Геббельс выдал новый лозунг: «Германский дух крепнет в испытаниях!»

Но в тысячах домов уже не включали приёмник. Только звук ветра за окнами и редкий стук молотка — кто-то забивал гвоздь, чтобы повесить чёрную ленту. Германию захлестнуло ощущение — не поражения, ещё нет, — но трещины. Первой, большой, зримой. И уже нельзя было делать вид, что её не существует. Это было начало конца!

*****

Берлин, особняк семьи Паулюсов на Августштрасе. Февраль 1943.

Снег ложился на стекла густой пеленой. В большой комнате, где раньше устраивались музыкальные вечера, теперь царила тревожная тишина. Пианино было накрыто тканью. У камина стояла супруга Паулюса румынская аристократка Елена-Констанция, держа в дрожащих руках газету. Заголовок гласил: "Фельдмаршал Паулюс попал в плен."

Она опустилась в кресло, развернула лист до конца. Черно-белое фото: груда кирпичей, полуобвалившаяся арка. Сталинградский универмаг.

— «Фельдмаршал», — тихо повторила она, почти с насмешкой. — Почему ты не сказал мне, что этот титул будет твоим крестом?

На её лице не было слёз. Только сдержанная, почти физическая боль в напряжённых пальцах. Посыльный вошёл с письмом — с печатью рейхсканцелярии. Она не стала вскрывать.

— Я помню, как ты стоял в форме на свадьбе моей сестры, — произнесла она в пустоту. — Все думали: «Он — будущее Германии». А ты хотел быть просто военным. Не палачом. Не мучеником. Не героем. Просто солдатом. Но война изменила нашу судьбу.

Она подошла к камину, бросила газету в огонь. Бумага вспыхнула, на миг озарив её бледное и усталое лицо.

— Ты жив. И пусть это — самое страшное, что ты сделал для этой страны, — но для меня ты остался тем, кто выбрал жизнь. А значит, ты ещё сможешь понять. Простить. И быть прощённым.

Пламя погасло. За окном продолжал идти снег.

*****

Штабной пункт 64-й армии. Утро 1 февраля 1943 года. Берег Волги.

Командный блиндаж Шумилова был оживлен. Короткие реплики, телефонные звонки, карта на деревянном столе, покрытая стрелками, кольцами, метками. Один

из связистов вытирает лоб, поправляя наушники.

Генерал-лейтенант Михаил Шумилов стоит у карты, задумчиво покачивая карандашом.

— Значит, Паулюс и его генералы в Бекетовке, — говорит он, не оборачиваясь. — А на севере и юго-западе что?

Начальник разведки армии докладывает:

— Недобитки, товарищ генерал. На заводе «Баррикады» около двух батальонов. В районе Елшанки — недобитая рота СС. В районе оврага, что за элеватором сборные подразделения из рембатовцев и пехотного резерва.

— Сопротивление?

— Слабое. Неорганизованное. Но сдаваться пока не собираются

Шумилов посмотрел на стоящего в стороне инженера Громова.

— Товарищ Громов, как у тебя с твоими аппаратами?

Алексей Громов коротко доложил:

— Один «Комар» над Красным Октябрём, второй — в районе железнодорожного узла. «Сокол» в резерве, готов к запуску в течение трёх минут. Все оснащены специальными камерами и ретрансляторами. Есть обзор, есть звук.

Шумилов кивает.

— Нам нужен полный контроль над недобитками. Всё должно быть закончено в течении суток

Он поворачивается к заместителю:

— Подготовьте приказ по ликвидации тех немцев, кто еще держит оружие в руках. Психологическое через громкоговорители и листовки. При отказе пусть работает артиллерия. Но сначала — предложение сдаться. Повторяю: сначала — слово, потом — огонь.

Командующий 64-й армии генерал-полковник Шумилов взял карандаш, отмечая последние очаги сопротивления на карте.

— Всё. Передавайте приказ: начинается окончательная зачистка. Германия потеряла 6-ю армию. Мы должны поставить точку в этом сражении.

Друзья, если вам понравилась эта книга, просьба подписаться на страницу автора. Спасибо.

Глава XXXII. «По поручению Верховного»

Снег на улицах Сталинграда хрустел под сапогами, несмотря на раннее утро. Мороз крепчал, и редкие лучи солнца, пробивавшиеся сквозь клубы дыма от далёкой канонады, только подчеркивали белизну разрушенного города. В штаб 64-й армии прибыли две машины в сопровождении мотоциклистов и автоматчиков. На дверях первой — флажок командующего фронтом.

В штабе, располагавшемся в старом подвале административного здания, уже знали: приехал сам генерал-полковник Андрей Иванович Еременко. Командующий Сталинградским фронтом. Командарм генерал-полковник Шумилов и начальник штаба генерал-майор Ласкин выпрямились у карты, ожидая визитёра.

Дверь открылась, и в бункер вошёл широкоплечий человек в полушубке, с резкими чертами лица и пронизывающим взглядом.

— Доброе утро, товарищи, — сказал он коротко, стряхнув снег с плеч. — Переходим к делу. Вопрос касается новых средств разведки, которые, как мне доложили, используются у вас весьма эффективно.