Дроны над Сталинградом
Шрифт:
Алексей Громов поправил воротник и сделал шаг к импровизированному пульту — деревянному столу, на котором стояли трансформатор, радиоприёмник, две катушки и военный планшет. В наушниках трещал эфир. Чёрным карандашом кто-то уже сделал пометку на карте — перекрёсток Ленина и Энгельса, южная часть универмага.
— Повтор сигнала был? — спросил он, наклоняясь к оператору ОСНАЗ.
— Нет, товарищ инженер, — ответил тот. — После 06:12 всё замолкло. Последняя радиограмма прошла быстро: шифровка по линии "Гермес", код армейского
— Расшифровка?
— На расшифровке сейчас работают. Предварительно: «Командование сохраняет позиции. Отход невозможен. Продолжать сопротивление до последнего человека».
Громов кивнул. Взглянул на старые часы, висевшие над буржуйкой. Семь пятнадцать утра. Он сделал пометку в своём блокноте: «РАДИО ЗАТИХЛО. ПОДТВЕРЖДАЕТ КОНЕЦ СВЯЗИ.»
В дальнем углу зашевелился Бойко. Он подошёл, стянул перчатки и бросил их на скамейку.
— Наши вчера дошли до бывшего элеватора, — сказал он. — Сопротивление слабое. В основном сдающиеся. А вот подвал универмага ещё держится.
— Удерживают не потому, что хотят. Потому что не знают, что делать,: — тихо ответил Громов. — Сейчас пойдёт второй дрон. Хочу проверить их внутренний двор. Вчера была активность — костры, перемещения личного состава.
Он подошёл к ящику с оборудованием. Металлический корпус нового дрона — «Комар-2» — стоял на подставке. Фото-камера, обшитая войлоком, выступала чуть вперёд. Батареи подогревались лампой.
— Взлет через пятнадцать минут, — бросил Громов. — Координация через первый канал. Объект — южный подвал.
Оператор зашевелился, включая питание. Вскоре тонкий гул прошёлся по укрытию — заработали винты.
Дрон поднялся медленно, словно неохотно, уносясь в сизую пелену над разбитым районом. Он летел низко, ниже облаков, лавируя между остатками дымов и рухнувшими зданиями. Через несколько минут на экране появилась цель — универмаг. Здание, уже без окон и крыши, возвышалось как мёртвый скелет среди снега. Но именно под ним скрывался командный пункт 6-й армии.
Вскоре камера дала первые результаты. Несколько фигур, перемещающихся между завалами. Одна точка, крупнее других, была неподвижна — возможно, дизельный генератор. Вторая — живые люди. Плотная группа. Не меньше двадцати.
— Есть движение, — сказал оператор. — Во внутреннем дворе. Греются у костра.
— Есть охрана?
— Не видно. Ни постов, ни патрулей. Только внутренние перемещения. Кто-то жжёт бумаги. Горит синим — высокая температура, короткий выброс.
Громов прищурился, вглядываясь в экран.
— Документы. Сжигают штабные архивы. Всё, что могут унести — уже унесли.
Вскоре на стол легли первые проявленные снимки. Чёрно-белые кадры: силуэты, движение, снежные следы, квадратная дверь подвала, из которой шёл пар. Громов пометил фломастером координаты.
— Передайте генералу, — сказал он. — Штаб не эвакуирован. Люди на месте. Радио — отключено.
Через полчаса в укрытие вошёл Шумилов. Он был с виду спокоен, но в его взгляде чувствовалась сосредоточенность.
— Какие новости? — коротко спросил он.
Громов встал.
— Мы наблюдаем за штабом 6-й армии. Подвал универмага. Активность подтверждена. Сигнал штабной связи прерван. Фото-аппаратура фиксирует до тридцати человек в районе — и нет никакой попытки отхода.
— Вы уверены, что это их командование?
— Однозначно. Судя по расположению, числу лиц и характеру передвижений — да. Кроме того, сжигают штабные документы. Это делают, когда знают, что конец близок.
Шумилов кивнул.
— Нам нужен живой Паулюс. Со всем его штабом. Если они не покончат с собой — мы их возьмём.
К нему подошёл связист, передал листок. Генерал бегло пробежал глазами и подал Громову.
— Сигнал с позывным "Альпийский" — это был Паулюс. Его последняя радиограмма: «Подразделения утратили боеспособность. Командование остаётся на месте». После этого — тишина.
Громов вздохнул.
— Тогда точка у нас одна. Универмаг. Южный подвал. Можем отметить как "точку пленения".
Шумилов поднял голову, посмотрел на карту. В красном круге — старое здание в самом сердце пепелища.
— Хорошо. Передайте в разведгруппы. Пусть готовятся. И, товарищ инженер...
— Слушаю.
— Оставьте дрон в воздухе. Пусть смотрит. Может быть, история действительно происходит у нас — в прямом эфире.
Громов кивнул. Он подошёл к монитору, на котором медленно вращалось изображение руин. В центре — белая точка. Неподвижная. Живая.
*****
Подвал универмага напоминал склеп. Каменная пыль осыпалась с потолка при каждом близком разрыве. Воздух был спертым, холодным, с привкусом угольной сажи. На столе догорал огарок свечи, освещая патефон, брошенный на старую кушетку. У стены, на железной койке, без мундира, в одной рубашке, лежал человек с осунувшимся лицом. Фельдмаршал Фридрих Паулюс.
Он не поднялся, когда в подвал спустились первые советские бойцы. Старший лейтенант Ильченко шагнул вперёд, за ним — переводчик, связист и два автоматчика.
— Фельдмаршал, — сказал Ильченко, переводчик повторил по-немецки. — Мы прибыли от штаба 64-й армии.
Паулюс медленно сел, плечи его поникли. Лицо подёргивалось нервным тиком. Он ничего не сказал — только кивнул, будто подтверждая то, что давно случилось внутри него.
Из соседнего помещения вышли два офицера: генерал Росске и начальник штаба 6-й армии Шмидт. Именно они начали первые переговоры — Паулюс делегировал им полномочия. Росске быстро нацарапал приказ о прекращении сопротивления южной группы войск. Бумага, которую он протянул, казалась не просто листом — это был символ конца 6-й армии.