Дроны над Сталинградом
Шрифт:
От имени Фюрера:
Генерал-фельдмаршал Кейтель
Начальник штаба ОКВ
*****
Универмаг на улице Ленина давно превратился в спираль подземных туннелей и полуразрушенных залов. В самом сердце этого лабиринта, в одном из подвалов, немецкое командование 6-й армии устроило свой последний штаб. Лампочки тускло мерцали в потёках грязи на потолке, а запах дизельного топлива и затхлости впитался в холодные кирпичные стены.
За столом, расставленным на пыльном полу, сидели генерал-полковник Фридрих Паулюс и трое его высших офицеров: генерал-лейтенант
Паулюс поднял голову и, тяжело вздохнув, обратился к фон Корфесу:
— Сосчитайте ещё раз: в кольце остаётся около девяносто тысяч человек. Бронетехника? Практически нет. Артиллерия?
— Верно, фельдмаршал, — сухо кивнул фон Корфес. — Запасы пищи измеряются днями, боеприпасы — часами. Никто не верит, что противник даст нам передышку. Советские генералы поняли, что судьба войны на Восточном фронте решается здесь, в Сталинграде.
Ганс Георг Лейзер нахмурился, поправляя потёртые ремни шинели:
— И всё же мы держимся. Каждый офицер должен понять: если не мы, то кто?
Роске, попивая тёплую воду из фляжки, косо посмотрел на Лейзера:
— Надежда умирает последней. Фюрер не может нас оставить просто так умирать в этом подвале. Слишком многое находится на кону.
Лейзер усмехнулся:
— Вы до сих пор верите в фюрера? Даже сидя в этом подвале?
В дверях появился адъютант Паулюса с застывшим лицом:
— Господин генерал-полковник… радиограмма из Берлина.
Паулюс молча протянул руку. Прочитать приказ о присвоении ему звания фельдмаршала было делом одной минуты. Рука с лентой задрожала. Он положил текст радиограммы на стол, посмотрел на своего начальника штаба генерала Шмидта и произнёс тихо, почти устало: - Прочтите этот приказ вслух, Шмидт.
Шмидт поднял глаза, будто желая что-то сказать, но лишь кивнул. Развернул лист и, слегка хриплым от сухости голосом, зачитал:
— «За выдающиеся заслуги в руководстве 6-й армией, за проявленную выдержку, стойкость и верность долгу в тяжелейших условиях окружения под Сталинградом, присвоить Вам воинское звание фельдмаршал Германской армии (Generalfeldmarschall)».
Шмидт замолчал, держа бумагу на вытянутой руке. В комнате стало тихо. Кто-то кашлянул. Один из генералов — расстегнувший воротник и присевший было на край стола — встал и вытянулся:
— Поздравляю, господин генерал-фельдмаршал, — произнёс он негромко, но чётко.
Другие последовали примеру. Поздравления звучали без улыбок, как будто речь шла не о награде, а о приговоре.
Паулюс не ответил. Он смотрел в стену — туда, где вчера ещё работал телефон, а теперь висели только оборванные провода. Потом тихо проговорил:
— В истории Германии не было ни одного фельдмаршала, попавшего в плен.
Пауза затянулась.
Шмидт, сухо:
— Это значит, что мы должны...
Паулюс оборвал:
— Я не доставлю этого удовольствия фюреру. Ни я, ни мои генералы
Он прошёл мимо офицеров и сел за стол, положив радиограмму перед собой. Взгляд его остановился на часах. Было 8:50 утра. За стеной снова загрохотала артиллерия.
*****
Под утро 30 января фронт немцев, казалось, трещал на глазах. Доклады с передовой поступали один за другим, и почти каждый из них содержал слова: "отступают", "бросают технику", "сдаются". В штабе 64-й армии стояла напряжённая тишина. Карты, разложенные на штабных столах, были покрыты красными и синими линиями, обведёнными кружками. В этих кружках были последние очаги сопротивления, где, по данным разведки, ещё удерживались остатки частей вермахта и их союзников.
Алексей Громов вошёл, отряхивая снег с шинели. Он только что вернулся с операторского пункта. Следом за ним — капитан Осетров из ОСНАЗа, с растрёпанными бумагами перехватов.
— Товарищ генерал, — начал Осетров, — за последние сутки мы перехватили более тридцати радиосообщений с немецкой стороны. В большинстве из них — отчёты о нехватке продовольствия, боеприпасов и... просьбы о капитуляции.
Шумилов кивнул и перевёл взгляд на Громова:
— Аппараты твои что показывают?
— Разрозненные группы. В основном, безоружные. Дроны засняли колонну из примерно восьмидесяти человек — без касок, с белыми флажками. Есть техника, но она стоит, видно, брошенная. Некоторые солдаты пишут на снегу слова о сдаче в плен и просьба прекратить огонь.
— Добро, — произнёс генерал. — Значит, они уже внутри себя сдались. Но есть ещё два очага. Центральный район тракторного завода и территория у вокзала. Там фрицы ещё держатся.
Подошёл офицер связи:
— Шестой армейский корпус готов к штурму. Ждут команды.
Шумилов, не отрывая взгляда от карты, сказал:
— Нам нужна скорость. Чем быстрее мы зачистим, тем будет лучше. Громов, можно ли использовать твои аппараты для агитации?
— Хорошая идея, — отозвался Алексей. — У нас есть громкоговоритель. Можно подвесить его под "Комара". Текст подготовим, переведём — и запустим по району.
Капитан Осетров добавил:
— Можем озвучить через носителя — у нас в группе есть переводчик, сержант Ланге. Уроженец Поволжья, немец по национальности. Голос спокойный, твёрдый. Подойдёт.
Через два часа над районом у старого элеватора появился беспилотник. С неба доносился чёткий голос:
— "Achtung, deutsche Soldaten! Ihr seid umzingelt. Legen Sie die Waffen nieder. Es gibt keine Hoffnung mehr. Die russischen Truppen werden euch gefangen nehmen und behandeln wie Kriegsgefangene. Ihr Leben wird geschont."
"Внимание, немецкие солдаты! Вы окружены. Сложите оружие. Больше нет никакой надежды. Русские войска возьмут вас в плен и будут обращаться с вами как с военнопленными. Ваши жизни будут сохранены".
На земле немецкие и румынские солдаты, сначала в растерянности, затем один за другим начали вставать из окопов. Кто-то поднимал каску на винтовке, кто-то размахивал куском простыни. Дрон описывал круги, наблюдая за движением. Через оптику было видно: сдаются. Группами, колоннами. Кто-то шёл, неся на себе раненого товарища.