Дрожь и оцепенение
Шрифт:
Понтий Пилат также не ведал, что творил во славу Христа. Существовал Христос оливковых рощ, я же Христос компьютеров. В окружающей меня темноте возвышается корабельная роща мониторов.
Я смотрю на твой компьютер, Фубуки. Он большой и красивый. В потемках он похож на статую с острова Пасхи. Минула полночь, сегодня пятница, моя святая пятница, по-французски -- день Венеры, по-японски -- день золота, и мне сложно понять, какая связь между иудейско-христианским мучением, латинским сладострастьем и японским обожанием нетленного металла.
С тех пор, как я
Насколько Рождество наводит на меня тоску, настолько Пасха делает меня счастливой. Бог, становящийся младенцем, - удручающее зрелище. Бедняга, становящийся Богом, - нечто совсем иное. Я обнимаю компьютер Фубуки и покрываю его поцелуями. Я тоже мученик на кресте. Что мне нравится в распятии, это конец. Я, наконец, перестану страдать. Все мое тело сплошь приколотили гвоздями так, что не остается ни малейшей частички. Мне отсекут голову ударом сабли, и я больше ничего не буду чувствовать.
Знать, когда умрешь, это великая вещь. Можно создать из своего последнего дня произведение искусства. Утром мои мучители придут, и я скажу им: "Я сдаюсь! Убейте меня, но исполните мою последнюю волю: пусть Фубуки предаст меня смерти. Пусть свернет мне голову, как перец. Черным перцем потечет моя кровь. Берите и ешьте, потому что мой перец был пролит за вас, за толпу, перец нового вечного альянса. Вы будете чихать в память обо мне".
Внезапно, меня охватил холод. Напрасно я сжимала в объятиях компьютер, меня это не согревало. Я оделась, стуча зубами, легла на пол и, опрокинув на себя мусорную корзину, потеряла сознание.
Надо мной раздался крик. Я открыла глаза, увидела мусор, снова закрыла и провалилась в бездну.
Я слышу мягкий голос Фубуки:
– Я ее узнаю. Она покрыла себя мусором, чтобы к ней не посмели прикоснуться. Сделала себя неприкасаемой. Это в ее стиле. У нее никакого чувства собственного достоинства. Когда я говорю ей, что она глупа, она отвечает, что все гораздо хуже, что она умственно отсталая. И ей понадобилось пасть еще ниже. Она думает, что сделала себя недоступной, но она ошибается.
Я хочу объяснить, что сделала это, чтобы защититься от холода, но у меня нет сил разговаривать. Мне тепло под мусором Юмимото. Я снова впадаю в забытье.
Я подняла голову. Сквозь скомканную бумагу, пивные бутылки, окурки, мокрые от колы, я увидела часы, показывающие десять утра.
Я встала. Никто не осмеливался взглянуть на меня, кроме Фубуки, которая холодно сказала мне:
– В следующий раз, когда захотите прикинуться нищенкой, не делайте этого на нашем предприятии. Для этого есть станции метро.
Больная от стыда я схватила рюкзак и побежала в туалет, чтобы переодеться и вымыть голову под умывальником. Когда я вернулась, уборщица уже убрала следы моего безумия.
– Я хотела сама это сделать, -
– Да, - отозвалась Фубуки, - уж, по крайней мере, на это вы может быть были бы способны.
– Я предполагаю, что вы намекаете на проверку затрат. Вы правы, это выше моих возможностей. Я вам торжественно заявляю, что отказываюсь от этой задачи.
– Долго же вы думали, - насмешливо заметила она.
"Понятно, подумала я. Она хотела, чтобы я сама это сказала. Конечно, это гораздо более унизительно".
– Срок истекает сегодня вечером, - снова сказала я.
– Дайте мне папку.
Она справилась с ней за двадцать минут.
Весь день я провела, словно зомби. У меня было ощущение тяжкого похмелья. На моем столе валялись бумажки с неверными расчетами. Я выбрасывала их одну за другой.
Когда я видела Фубуки, работающую за своим компьютером, мне было тяжело удержаться от смеха при воспоминании, как вчера я сидела голой на клавиатуре, обнимая машину руками и ногами. А теперь эта девушка касалась клавиш своими пальцами. Я впервые заинтересовалась информатикой.
Нескольких часов сна среди мусора оказалось недостаточно для реабилитации моего мозга, разжиженного в борьбе с цифрами. И я, барахтаясь в этой каше, пыталась отыскать под обломками останки моих мыслительных ориентиров. Тем не менее, было чему порадоваться: впервые за много недель я не работала с калькулятором.
Я снова жила в мире без цифр. Поскольку существуют люди неграмотные, то, вероятно, есть и неарифметичные, такие как я.
Я вернулась в реальный мир. Может показаться странным, что после моей безумной ночи, все осталось, как было, словно ничего серьезного не произошло. Конечно, никто не видел, как я бегала по офису голышом, ходила на руках и обнималась с компьютером. И все-таки меня нашли спящей под кучей мусора. В другой стране за подобное поведение меня, возможно, вышвырнули бы за дверь.
В этом есть своя логика: наиболее авторитарные системы порождают в поведении нации самые невероятные отклонения от нормы, а потому там и наблюдается относительная терпимость к самым ошеломительным человеческим странностям. Нельзя понять, что такое эксцентричность, если вы не встречали эксцентричного японца. Я заснула в куче мусора? Здесь видели и не такое. Япония -- это страна, где хорошо известно значение слова "сломаться".
Я снова приступила к своим нехитрым обязанностям. Мне трудно выразить, с каким наслаждением я готовила чай и кофе: эти несложные действия успокаивали мой бедный мозг и лечили душу.
Как можно более ненавязчиво я опять принялась выставлять точную дату на календарях. Я старалась казаться очень занятой из боязни, как бы меня снова не приставили к цифрам.
Однажды, произошло невероятное событие: я повстречала Бога. Омерзительный вице-президент приказал принести ему пива, вероятно, полагая, что он еще недостаточно толст. Я выполнила поручение с вежливым отвращением. Когда я покидала логово толстяка, дверь соседней комнаты отворилась, и я столкнулась нос к носу с президентом.