Дрожь и оцепенение
Шрифт:
Самой неприятной была моя встреча с господином Тенси. Он вошел, увидел меня и изменился в лице. Когда прошло первое удивление, лицо его стало оранжевым. Он пробормотал:
– Амели-сан...
Тут он умолк, понимая, что сказать больше нечего. Тогда он повел себя странным образом: он тут же вышел, не осуществив ни одну из функций, предусмотренных в этом месте.
Я так и не узнала, то ли нужда его исчезла, то ли он воспользовался туалетом на другом этаже. Я узнала, что господин Тенси нашел наиболее благородный способ решения проблемы:
Я быстро поняла, что он проповедовал такую манеру поведения и среди своих подчиненных. Вскоре все работники отдела молочных продуктов перестали появляться в моем логове. Мало-помалу я констатировала охлаждение к мужскому туалету и со стороны работников других отделов.
Я благословила господина Тенси. Более того, этот бойкот стал настоящей местью Юмимото. Служащие, предпочитающие пользоваться туалетами на других этажах, тратили время на ожидание лифта, в то время, как они могли употребить его с пользой для предприятия. В Японии это называется саботажем. Это одно из тягчайших преступлений, настолько отвратительное, что для его обозначения употребляют французское слово. Потому что нужно быть иностранцем, чтобы вообразить подобную низость.
Такая солидарность тронула меня и всколыхнула мою страсть к филологии: если слово "бойкот" происходит от имени ирландского помещика Бойкота, можно предположить, что в этимологии его фамилии есть намек на мальчика*. И действительно, мое министерство игнорировали исключительно мужчины.
Гелкота* не существовало. Зато Фубуки стала как никогда часто появляться в уборной. Она даже взяла в привычку чистить зубы утром и вечером. Кто бы мог подумать, что ее ненависть так благотворно повлияет на гигиену ротовой полости.
Она так злилась на меня за то, что я не уволилась, что под любым предлогом приходила поиздеваться надо мной.
Такое поведение смешило меня. Фубуки думала, что досаждает мне, в то время, как напротив, я была счастлива так часто созерцать ее грозную красоту в нашем гинекее*. Ни один будуар в мире не был таким интимным местом, как женский туалет на 44 этаже. Когда открывалась дверь, я заранее знала, что это моя начальница, поскольку другие женщины работали на другом этаже. Таким образом, это было заповедным расиновским местом, где две героини трагедии встречались по несколько раз в день, чтобы написать очередной эпизод яростного побоища.
Мало-помалу игнорирование мужского туалета на 44 этаже стало слишком очевидным. Теперь я встречала там лишь двух трех удивленных коллег да еще вице-президента. Думаю, что это он возмутился таким положением дел и доложил начальству.
Таким образом, возникла настоящая тактическая проблема. Какой бы властью ни обладало руководство компании, оно не могло приказать своим служащим отправлять их надобности на своем этаже, а не на чужом. В то же время подобный акт
Само собой, ответственность за весь этот позор легла на меня. Фубуки вошла в гинекей и сказала мне с ужасным видом:
– Так дальше продолжаться не может. Вы опять ставите окружающих в неловкое положение.
– В чем я снова провинилась?
– Вам это прекрасно известно.
– Я вам клянусь, что нет.
– Вы не заметили, что мужчины не решаются пользоваться туалетом на 44 этаже? Они тратят время на то, чтобы ходить на другой этаж. Ваше присутствие их стесняет.
– Понимаю. Но не я выбрала себе это занятие, и вам это известно.
– Нахалка! Если бы вы были способны вести себя с достоинством, этого бы не случилось.
Я нахмурила брови.
– Не понимаю, при чем здесь мое достоинство.
– Если вы смотрите на мужчин так же, как на меня, их поведение легко объяснить.
Я рассмеялась.
– Не волнуйтесь, я на них вовсе не смотрю.
– Почему же они чувствуют себя неловко?
– Это естественно. Их смущает присутствие лица противоположного пола.
– И почему же вы не делаете из этого никаких выводов?
– Какой вывод я должна сделать?
– Вы не должны там больше находиться!
– Я освобождена от работы в мужском туалете? О, спасибо!
– Я этого не говорила!
– Тогда я не понимаю.
– Когда мужчина входит, вы должны выйти и дождаться его ухода, чтобы снова зайти.
– Хорошо. Но когда я в женском туалете, я не могу знать, есть ли кто-нибудь в мужском. Если только...
– Что?
– У меня идея! Достаточно установить камеру в мужском туалете с экраном наблюдения в женском. Так я всегда буду знать, могу ли я туда зайти!
Фубуки посмотрела на меня с ужасом:
– Камера в мужском туалете? Вы иногда думаете, о чем говорите?
– Мужчины не будут об этом знать!
– - продолжала я с невинным видом.
– Замолчите! Вы просто дурочка!
– Надо думать. Представьте себе, если бы вы поручили такую работу кому-то умному.
– По какому праву вы мне отвечаете?
– А чем я рискую? Вы не можете меня больше понизить в должности.
Здесь я зашла слишком далеко. Я думала у моей начальницы случится инфаркт. Она пронзила меня взглядом.
– Будьте осторожны! Вы не знаете, что с вами еще может случиться.
– Скажите мне, что.
– Берегитесь! И постарайтесь не показываться в мужском туалете, когда там кто-нибудь есть.
Она вышла. Я спросила себя, была ли эта угроза настоящей, или она блефовала.
Я подчинилась новому предписанию, радуясь возможности реже посещать то место, где я имела тягостную привилегию узнать о том, что японский мужчина отнюдь не обладал изысканными манерами. Насколько японка боялась малейшего шума, производимого собственной персоной, настолько же мало это заботило японца самца.