Друг-апрель
Шрифт:
Они встречались возле «Дружбы» и добирались до школы вместе. Он нес ее рюкзак…
А на девятый класс сил уже не хватило.
Хотя нет, некоторое время он еще пытался…
Что касается батора… В баторе действительно был интернат, однако Аксён туда никак не мог, и так жизнь несладкая, а если еще и в батор…
– Хватит врать, Ванька, – в зал заглянул Савельев, – человек новый к вам приехал, а вы на него накинулись. Людмила Сергеевна, вы не обращайте внимания, они все такие. Известное семейство, Аксентьевы.
– Чернобылем убило, – ответил Аксён.
– Во! – Савельев указал пальцем. – Во она, аксентьевская натура! Они тут с девятнадцатого века баламутят. И все всегда одно и то же… Мать где?
– Не знаю…
– Понятно. Людмила Сергеевна, тут нечего нам делать. Вы же сами видите… Старшие уже привыкли, младший…
Савельев указал на Тюльку, дрессировавшего мылоход.
– С младшим надо что-то решать. Он у них тут погибнет.
– Я не погибну, – буркнул Тюлька.
– Старший уже… – Савельев махнул рукой. – Средний… он и так и сяк.
– Младший вовсе был дурак, – закончил Аксён. – Знаем, читали в школе.
– Я не дурак, – буркнул Тюлька.
– Вы видели, где они спят? – Савельев начал злиться. – Вы были в их комнате?
Людмила Сергеевна кивнула.
– Там же крысы у них как бультерьеры! В стенах щели! Младший с собакой из одной миски…
– Не надо врать! – вмешался Аксён. – Он не ест из одной миски…
– Не знаю, как вы. – Савельев стал спокойным. – Не знаю, я не специалист. Я бы подавал на лишение. Даже телевизор не работает!
– Он только со вчерашнего вечера не работает! – встрял Тюлька. – Аксён на него чай пролил!
– Чай пролил… – усмехнулся Савельев. – Чай… Я ему сколько раз говорил… Подавайте на лишение, ничем хорошим это не кончится!
– Но… – попыталась возразить Людмила Сергеевна.
Дверь злобно распахнулась, ударила в вешалку. В зал ворвалась мать.
– Я тебя, пень лохматый, сама всего лишу! – рявкнула она. – Я тебе сколько раз говорила, чтобы ты не приходил?!
– Успокойся, Вероника…
– Я сейчас вас всех успокою! Ты чего приволокся?! Ты зачем эту кочергу тощую припер?! Я сейчас вас…
Мать огляделась в поисках тяжелого, Тюлька спрятал мылоход за спину.
В прошлый раз, когда приходили социальные работники, мать вела себя по-другому. Равнодушно сидела на диване, лузгала семечки и слушала телевизор про экстрасенсов. А сейчас чего-то раскочегарилась.
– Я тебя, кобель драканый…
Мать могучим рывком выдрала из спинки койки железный прут. Социальный работник прикрыла голову руками, Савельев прыгнул к матери, выдернул у нее прут, зашвырнул под диван.
Тюлька ойкнул.
Савельев и мать стали ругаться, Тюлька залез между диваном и телевизором и стал что-то крутить в мылоходе, девушка-соцработник с перепуганным лицом прижалась
Дядя Гиляй волновался на карачках в ельнике.
– Ты что палец не показал?! – набросился он на Аксёна.
– Я показывал, да вы не видели… Да это не менты вообще, а соцработница…
– Это в форме которая? Что ты мне лепишь…
– В форме – это Савельев, наш участковый, он ее сопровождает, я же говорил вам. А сама она внутри…
– Савельев? Это Мишка, что ли?
Дядя Гиляй приложился к биноклю.
– Растолстел… Хорошо живет, наверное… Все менты хорошо живут… Помню, когда мы… с твоим отцом еще гуляли… А он всегда был правильный. Что там этому надо?
– Я же говорю, соцработники…
– Соцработники, братья Карамазовы, волки зеленые… Обходят неблагополучные семьи, что ли?
– Ага.
– Гуманитарную помощь привезли?
– Не…
– Жаль, иногда хорошая бывает. Что за вопли?
– Верка злится чего-то. Они вроде как Тюльку хотят отобрать, а она вроде как против.
– Зря. – Дядя Гиляй закурил. – Зря. Тюльке лучше будет. Подальше от вас.
– Почему это?
Дядя Гиляй не ответил. Отряхнул колени.
– Пойдем, кастрюлю подержишь… Хотя нет, подождем, пока эти уйдут.
Со стороны дома послышался крик, особенно громкий и яростный.
– Посмотрю, – сказал Аксён. – Вдруг убили кого…
– Посмотри-посмотри… Хотя нет, не смотри. У Мишки чутье, как у мангуста, он меня учует… Ты лучше мне помоги, будем поднимать цветную металлургию, хрен с ними.
Они вернулись на поляну. Дядя стукал аккумуляторные пластины о кирпич, выбивал лишнее, а сетки швырял в кастрюлю. Аксён возрождал костер. Скучная работа.
Появился Тюлька. Он жевал гематоген и выглядел вполне счастливо.
– Что там? – поинтересовался дядя Гиляй.
– Нормально все. Савельев решил проверить, есть ли у меня вши, а Верка его укусила.
– Как укусила? – удивился Гиляй.
– За ногу. А он ее пистолетом стукнул. Подрались они. А эта Людмила испугалась и на крыльцо выскочила, ну мне пришлось ее успокаивать. Я ей говорю: вы не волнуйтесь, мать с дядей Мишей все время дерутся, еще с детства. Они учились вместе, даже дружили. А она расплакалась вдруг…
Тюлька замолчал.
– А потом ирисок мне дала… А потом они уехали.
– Девочка верит в добро, – изрек дядя. – Это похвальное качество сейчас почти не встречается. Верка тоже. Помню, притащила пса – всего две лапы, товарняком переехало…
Дядя Гиляй замолчал.
Свинец в кастрюле начал плавиться, и дядя принялся размешивать его палкой, приговаривая:
– И душа… его из тени… в мир, где ночь царит всегда… не пробьется, не восстанет… не заплачет…
– Ну, вот вы опять, – перебил Аксён. – Опять про ворона! Это же про ворона стихотворение!