Друг и лейтенант Робина Гуда
Шрифт:
Я быстро отодвинулся от стола, когда мне на колени вдруг полился эль. Кувшин в руках Локсли ходил ходуном; темная жидкость текла мимо кружки, струйками сбегала со стола. Я хотел придержать кувшин, но не успел: Робин с проклятием саданул его о стену и, едва не сметя с табурета хозяина «Весельчака», выскочил из питейного дома.
— Господи Боже... — пробормотал побледневший Бен.
Бочар, глядя на глиняные осколки на полу, быстро крестился.
Старики дремали.
Я вычистил хлебом остатки бобов, встал и бросил на стол монеты за все, что мы съели, выпили и разбили. Шагнул
— Если вякнешь хоть слово о том, что здесь видел, — распрощаешься с языком. А может, и с ушами. Понял?
Молча, но предельно красноречиво парень изобразил, что понял.
Я вложил в его ладонь серебряную монету, кивком попрощался с Беном и вышел, прихватив оба лука — свой и Робина Гуда»
— Возьми свой лук. Я не нанимался к тебе в оруженосцы.
— Отстань! Он мне больше не нужен! — Да?
— Да!
— В самом деле?
— Да! Да! Да! Эта чертова штука нужна мне, как безногому башмаки! А теперь оставь меня в покое, убирайся!
Локсли прибавил шагу, пытаясь уйти вперед, но оторваться от меня было не так-то просто. Тем более тому, чьи ноги коварно присоединились к саботажу рук. Лысый Бен всегда подавал нам самый лучший и самый забористый эль...
Робина занесло от одной стороны тропинки к другой, он почти врезался в терновый куст, но я подхватил его под локоть. Вместо благодарности я услышал крик боли и гнусное проклятие.
— Оставь меня в покое, верзила!!!
Удар в плечо был едва ощутимым и все же лишил меня остатков терпения.
— Ладно, как знаешь! Катись к дьяволу, обратно в питейный дом, куда захочешь! Или разбей башку о первое попавшееся дерево — все лучше, чем надираться до поросячьего визга от жалости к себе... Только подумай, каково Марианне смотреть на тебя сейчас с небес!
— Замолкни!!! — прорычал Робин, хватая меня за ворот.
Его руки тряслись, как у паралитика, выражение лица могло испугать кого угодно... Только не меня. Вместо того чтобы замолчать, я, наоборот, повысил голос:
— Твоя беда вовсе не в руках, Робин, черт тебя побери! И не в тугом луке! Она в твоей слабой душонке, парень! Пока жизнь стелилась тебе под ноги ровной дорожкой, ты шел себе да посвистывал, но как только начались ухабы...
— Заткнись!
— ...ты споткнулся на первом из них, упал и не захотел потрудиться, чтобы встать!
— Заткнись!!!!!
— Уже заткнулся, пропади ты пропадом! Думаешь, мне нравится слушать твое нытье? Оставайся здесь и рыдай над своей несчастливой судьбой хоть до самого Судного дня! — я припечатал лук к груди Локсли. — Может, тебе посчастливится упиться до смерти раньше, чем ты снова попадешь в руки старого Губерта. Потому что больше я не стану вытаскивать тебя из тюрьмы!
Развернувшись, я быстро пошел по тропе обратно. В пылу спора мы совсем не обращали внимания, куда нас несет, и теперь, дойдя до поворота, я обернулся, чтобы определить, в которой стороне находится просека «Кровь и порезы»...
В тот же миг на мой затылок обрушился удар, и взорвавшаяся в голове огненная боль почти сразу сменилась глухой темнотой.
Сперва я почувствовал, как в мой череп вбивают раскаленный
Еще миг — и красный жаркий туман разорвался у меня перед глазами, словно раздернули занавес, и я увидел серое небо над верхушками деревьев... засыпанную желтыми листьями тропинку... и стоящего возле кустов терновника Робина Гуда с луком в руках.
Локсли застыл там, где я его оставил, ярдах в двадцати отсюда, но мне казалось, что он то приближается, то удаляется, то вдруг начинает расплываться, как акварель по мокрой бумаге... Прищурившись, я чуть мотнул головой, чтобы справиться с капризами зрения.
— Не дергайся, ублюдок! — нож сильнее врезался мне в кадык, боль от пореза отчасти прочистила мои затуманенные мозги.
Скосив глаза на руку, сжимающую нож, я узнал рукав отороченной рысьим мехом котты и понял, что влип по самые уши. Все же стоило разобраться с этими типами еще в «Весельчаке»...
— Отпустите его! — крикнул Робин.
Он держал стрелу на тетиве, но тетива не была натянута, и, когда мое зрение полностью вошло в фокус, я заметил, как дрожат его руки.
— Брось лук, калека! — грянул в ответ громкий голос над моей немилосердно гудящей головой. —
Брось оружие, волчара, или мы перережем горло твоему дружку!
— Если вы это сделаете, вам обоим — конец! — яростно отозвался Локсли.
Ловец, который меня держал, засмеялся:
— Хвастай, хвастай! Все знают, что теперь ты не можешь попасть даже камнем в стену сарая! Так что бросай лук и топай сюда, парень! Ты стоишь на своих двоих только потому, что нам не больно-то охота тащить тебя в Ноттингем на загривке. Но будешь ерепениться — покалечим тебе ноги в придачу к рукам!
— Пристрели их, Робин! — прохрипел я.
— Давай, стреляй! — заржал второй, молчавший до сих пор, ублюдок. — Любопытственно будет глянуть, куда ты попадешь!
Нож исчез, но вцепившаяся в волосы рука рванула мою голову назад.
— Пристрели их!!! — взвыл я. — Ну!!!
Удар локтем — а потом, если повезет... Меч из моих ножен пропал, но можно было попытаться завладеть оружием того охотника за «волчьими головами», который сопел мне прямо в затылок... Нет. Наделать глупостей я всегда успею, только глупости, как и меткая стрельба, всегда были привилегией Робина Гуда...
Новый рывок за волосы был таким свирепым, что я не удержался от вскрика.
— В последний раз говорю, волчара, — топай сюда, не то мы отрежем ему оба уха!
— Робин!! — взревел я. — Стре...
Локсли выстрелил дважды так быстро, что я едва успел заметить, когда он выдернул из колчана вторую стрелу.
— ...ляй!..
Пятерня на моих волосах разжалась, раздался дикий вопль, но надо мной просвистела третья стрела, и крик оборвался.
Я не стал оборачиваться. Сзади царила полная тишина, поэтому я просто прилег на бок и начал ждать, когда стремительно крутящийся по суживающейся спирали мир угомонится.