Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары
Шрифт:
"Сдохла или жива?" — машинально подумал Меро, направляя коня к месту заминки. Увидев, что девочка шевелится, с облегчением понял, что жива. Это было хорошо: пусть уж подыхает на ночевке, чем во время перехода: хлопот меньше. Хоронить в любом случае хозяйским рабам: охранники с трупами возится не нанимались.
Шана всё же решил проучить девчонку, чтобы не смела задерживать караван. Он наотмашь хлестнул плетью, но удар пришелся по мальчишке, увидевшему движение наемника и прикрывшего девочку своей спиной. Охранник вновь вскинул руку, намереваясь обрушить на дерзкого раба новый удар, но Меро был уже рядом.
— Не бей его, Шана! Остынь! — приказал он на родном гласийском, а потом, перейдя на всем известным морритский, скомандовал рабам: — Чего встали? Пошли, давай, пошли!
— Какого демона?!
– возмутился Шана, но плеть опустил.
— Остынь, — повторил Меро. — Нечего товар портить. И не наше дело воспитывать
Шана сплюнул в дорожную пыль и отъехал в сторону.
Рабы потихоньку потянулись к месту ночевки, то и дело украдкой оборачиваясь и бросая косые взгляды на идущих последними мальчика и девочку. Девчонка немного оклемалась, но идти могла только поддерживаемая мальчишкой. Если бы невольникам предстоял долгий путь, то связку бы пришлось останавливать, девчонку отвязывать и решать, что с ней делать: то ли везти на подводах, то ли прирезать. В диких землях, бывало, ещё и просто бросали ослабевших, в пищу волкам, оркам или ещё кому-нибудь, но здесь в благодатном и цивилизованном краю, в приграничье Торопии и Прунджи такой поступок слишком смахивал на раздачу милостыни: брошенного раба мог подобрать местный крестьянин, а то и жупан и объявить своей собственностью. Раздавать такие подарки купцы-работорговцы вовсе не были склонны.
Но, к счастью для детей, идти далеко не пришлось. Местом ночлега стал небольшой пологий холм рядом с дорогой, чья вершина была испещрена следами от многочисленных кострищ, оставшихся после привалов предыдущих караванов. Невольников усадили прямо на траву под охрану собак, после чего наемники и слуги купцов занялись обустройством лагеря. Одни отправились в близлежащую рощу за дровами, другие ставили шатры для ночлега, третьи занялись приготовлением ужина.
Почтенные купцы в этой суете участия не принимали — не по чину. За наемниками ухаживать было некому, приходилось заниматься разбивкой лагеря наравне со слугами и рабами. Ничего обидного в этом Меро не видел: ещё неизвестно, смогут ли выжить посреди леса или в горах эти важные торговцы, за которых все делают другие. А вот бывалый наемник вдали от жилья не пропадет, это всем известно. Поэтому, дав задания своим людям, он и сам взялся за приготовление ужина. За этим занятием и застал его почтенный Кеббан, хозяин мальчишки и девчонки.
— Что случилось, фар Меро? Что это за заминка была в третьей связке перед тем, как мы остановились на ночлег?
— Ничего особенного, — обернувшись через плечо, ответил командир охранников. — Девчонка упала от слабости, почтеннейший Кеббан.
Лицо торговца, и так кислое, помрачнело ещё больше.
— Поднялась?
— Поднялась… Мальчишка помог…
— Мальчишка? Тот, которого продали вместе с ней? — в голосе купца слышалось неподдельное удивление. Удивляться и впрямь было чему: у рабов закон простой: "Умри ты сегодня, лишь бы я — завтра". Случаи, когда один раб приходил на помощь другому, были столь редки, что их считали сказками.
— Именно он, — не оборачиваясь, подтвердил наемник, продолжая пластать на тонкие полоски копченое мясо.
— Ишь ты, заботится… Надо было спросить, брат он ей, что ли…
Меро только плечами пожал. Ему-то какое дело, почему этот мальчишка так о девчонке заботится. Нет, конечно, сегодня эта забота охранникам даже помогла, но не помнить же теперь про это всю оставшуюся жизнь. Меро охранял невольничьи караваны уже почти две дюжины весен, в памяти стирались, словно галька на морском берегу, черты купцов, с которыми он имел дело в первое время. А уж рабы… Рабы вообще не запоминались, за редким исключением. Но не ставить же на одну доску с мальчишкой-скелетом, например, уршита Таралакатама, почти три дня скрывавшегося от погони на болотах, заманившего в трясину четверых наемников, стравившего преследующих его псов с жившими в топях хищными ящерами, сражавшегося с обложившими его в конце концов врагами самодельным каменным копьем и даже сумевшего захватить в чертоги Ренса двоих преследователей в рукопашной схватке. Или здоровенного пьемурца, умудрившегося порвать кожаные путы, что и не всякому огру-людоеду под силу. В общем, сегодня мальчишка есть, завтра его нет, а после завтра Меро о нём и не вспомнит.
— Вы там это, плетью-то не больно машите, — неуверенно продолжил торговец. — Девчонка хлипкая…
— Нам что же, теперь её на горбу нести? — буркнул наемник. — За это нам не платят. Хлипкая — не надо было брать с собой…
— Но-но, — возвысил голос купец. Впрочем, его неуверенность никуда не пропала. — Это моё дело, кого покупаю, а кого продаю.
— Верно, — Меро развернулся и посмотрел Кеббану прямо в глаза. — Кого покупать и кого продавать — это твоё дело. А вот следить за тем, чтобы в дороге никто не падал и караван не задерживал — это моё дело, почтеннейший. Рабов, которые не хотят идти, учат плетью. Рабов, которые идти
— Еще чего, — возмутился торговец. — Ухаживать за рабыней? Разве что если за это мне кто-то заплатит сотню ауреусов.
— Боюсь, что такие деньги за этого заморыша не выручить и через восемь весен, — скептически ухмыльнулся командир охранников.
Купец только вздохнул и побрел к палаткам, которые уже установили слуги. С ужином было немного сложнее: времени на заготовку дров и приготовление пищи требовалось намного больше. В отличие от купцов, наемники часто обходились холодной пищей: сухарями, вялеными или солёными мясом или рыбой, овощами. Рабам, однако, в тот вечер торговцы распорядились сготовить горячее варево. Поэтому, пока оно готовилось, охранники успели не только насытится, но и разложить вокруг живого товара шесть костров, ярко освещающих сбившихся в кучу людей. Костры эти предстояло поддерживать всю ночь, дабы ни у кого не возник соблазн бежать, воспользовавшись тем, что караульщики его не видят. Дело это было совсем не сложным: всё одно чем-то часовой заниматься должен, а дров из лесу принесли в изобилии.
Кормили рабов по очереди, по связкам. Сначала отвязывали от направляющего каната кожаные ремни-поводки, на которых люди шли целый день, затем, по очереди, путы на руках. Канат и ремни тут же относили за круг костров, что бы кто-нибудь из рабов под шумок их не повредил. Особой беды в порче, конечно, не будет, на телегах везли достаточное количество запасных пут, но хорошие хозяева берегут своё имущество, а караванщики были хорошими хозяевами.
На ужин невольникам выдали по деревянной миске густой гороховой то ли каши, то ли похлебки, большой кусок хлеба, густо посыпанный солью, а так же пару мелких огурцов и стручок сладкого перца на каждого. Кроме того, поставили большую лохань с водой, из которой каждый мог выпить, сколько желал. При этом надсмотрщики зорко следили, чтобы рабы не устроили у лохани драку, готовые в любой момент сунуть под ребра зачинщику пятками копий. Ну да, рабы в этом караване, как Меро уже не раз убеждался, были смирные, и драк никто не затевал. Уставшие за день, они хотели только одного: улечься спать и восстановить свои силы перед новым тяжелым дневным переходом. Привыкшие к покладистости невольников, охранники не стали никого на ночь спутывать или привязывать на ремень к колышку. К удобной вещи хозяин относится бережно, а что такое раб, как не вещь? Пусть говорящая, ходящая и даже чем-то на хозяина похожая, но все же — вещь и не более того.
Закончив кормежку невольников, Меро распределил на ночь караулы, осведомился у Шеака, в какое время назавтра поднимать невольников и немного прогулялся, для лучшего сна, по лугу. Вернувшись в лагерь, он обнаружил, что, за исключением караульных и рабов-слуг, все уже спят. Командир наемников мог бы и сразу забраться в палатку, но он решил ещё раз осмотреть вверенный ему товар.
Костры по кругу горели не очень ярко и в середине сгустились тени. Невольники могли незаметно для охраны ворочаться, двигать руками и ногами, может, даже переползать с места на место. Но выбраться за пределы круга незамеченными они точно не могли. А если бы попытались, то бодрствующие охранники и чутко спящие псы живо бы пресекли эту попытку.
С минуту Меро стоял и всматривался в лежащие во тьме фигуры. Потом с удивлением понял, что высматривает среди рабов сегодняшних мальчишку и девчонку. Так и не смог разглядеть, вероятно, они были где-то в центре. Удивленно покачал головой, недоумевая, что всё-таки его так заинтересовало в этих детях, и отправился спать. Блажь — блажью, а на сон у наемника в пути не так уж и много времени, чтобы попусту его тратить.
Что его разбудило, Сережка так и не понял. Но сон вдруг куда-то пропал, и тут же нахлынули неприятные ощущения, о которых так хотелось забыть, хотя бы на несколько часов. Болела спина, чесались слипшиеся от грязи и пота волосы, пылали босые ступни (одно дело с друзьями босиком на Днестр бегать, и совсем другое, когда тебя в рабском караване гонят по каменистой дороге), горло пересохло, в пустом желудке кололо… За прошедший день он неоднократно вспоминал учебник по истории Древнего Мира для пятого класса, в котором было написано про те времена, когда на Земле было рабство. Сережку взрослые часто называли "мальчиком с богатым воображением", ещё чаще — просто фантазером, но тогда он совсем не представлял себе, что такое быть невольником. Да это и не представишь, пока не переживешь. В который уже раз за прошедшие с момента похищения сутки на него накатила глухая безнадежная тоска, на глаза навернули слезы. Что может сделать один беззащитный мальчишка, которому совсем недавно исполнилось одиннадцать лет в этом чужом и враждебном мире? Ничего не может. Только и остается, что забиться в какую-нибудь щёлку и стараться выжить.