Другая история литературы
Шрифт:
Корабль экспедиции в Пунт. Ок. 1480 до н. э., линия № 4 «египетской» синусоиды.
«Одиссея», видимо, относится к следующей линии после «Потерпевшего кораблекрушение»; между ними меньше ста лет. Идею о реинкарнации мы здесь обсуждать не можем. Однакотпосмотрим и дальше, что думают литературоведы об истории своего предмета:
«Если бы мы признали справедливость гипотезы об узах преемственности, связывающих „Одиссею“ и „Гильгамеша“, то, говоря словами Г. Жермена, мы бы обнаружили между ними отношения „популярной версии и ученой модели“.
Следует подчеркнуть, что по языку литературные памятники XVIII династии (XVI век до н. э.) примыкают к среднеегипетским — они написаны среднеегипетским языком (вот почему они так странно датированы!), в то время как новоегипетский язык становится языком литературным лишь с начала XIX династии (вторая половина XIV века до н. э.). Во всём остальном они непосредственно связаны с новой эпохой и новыми историческими веяниями».
Налицо — полная хронологическая путаница!
Великий завоеватель Тутмос III (первая половина XV в. до
Мы читаем такую периодизацию:
«Египетская литература на протяжении всей своей… истории представляет собой языковое единство при разнообразии форм письма… Памятники письменности свидетельствуют, что… он прошел в своем развитии несколько стадий… Стадии эти таковы:
I. Староегипетский, или классический, язык эпохи Среднего царства (XXII–XVI вв. до н. э.);
II. Среднегипетский, или классический, язык эпохи Среднего царства (XXII–XVI вв. до н. э.);
III. Новоегипетский язык эпохи Нового царства (XVI–VIII вв. до н. э.);
IV. Демотический язык (VIII в. до н. э. — III в. н. э.);
V. Коптский язык (с III в. н. э.)».
Если теперь эту периодизацию осмыслить с помощью нашей синусоиды, то получится, что коптский язык был в ходу с XV века. Демотический и новоегипетский — с XII, классический применялся в XII–XIV веках, а староегипетский — до XII века, хотя в какой-то степени мог применяться и в XII, и в XIII веках. По меткому сравнению Б. А. Тураева, соотношение между иероглифическим, иератическим и демотическим письмом приблизительно такое же, как между нашими печатными, рукописными и стенографическими знаками.
Плотник. Древний Египет. Конец XV века до н. э., линия № 4.
Эти системы письма (и языки) существовали параллельно, а не последовательно. И такой вывод мы можем делать тем более смело, что сами литературоведы дают возможность для многовариантных толкований:
«Принятая периодизация египетской литературы, — говорят они, — является вынужденной, поскольку она обусловлена в основном состоянием источников и невозможностью проследить шаг за шагом развитие самого литературного процесса».
О каких же еще параллелях мы можем прочесть во «Всемирной истории литературы»?
«[Египетская] басня о льве и мыши поразительно похожа на соответствующую басню Эзопа…»
… «Любопытно, что Геродот сравнивает греческие мистерии Диониса с египетскими религиозными празднествами, находит в них много общего и приходит к заключению, что греки переняли у египтян их праздники и обычаи».
А вот поразительное сообщение о египетской сказке, за два столетия до «исторической» Трои повторяющей ее сюжеты:
«В одной сказке говорится о времени великого завоевателя XVIII династии фараона Тутмоса III (первая половина XV век до н. э., линия № 4). Сюжет — взятие города Юпы, местонахождение которого точно неизвестно…
В кувшинах… были спрятаны… воины… Подобного рода способ проникновения во вражеский город напоминает известный эпизод Троянской войны („Троянский конь“), подробно рассказанный Вергилием в „Энеиде“, а также перекликается со сказкой об Али-Бабе и сорока разбойниках из „Тысячи и одной ночи“».
Приведем эту сказку целиком. На ее стиль, конечно, особого внимания обращать не стоит, поскольку это стиль не рассказчика, а русского переводчика. Но сюжет занимательный.
Однажды в столицу Та-Кемет въехала колесница. Она с грохотом пронеслась по улицам, взвихривая пыль и отгоняя прохожих к заборам и обочинам.
Конями правил гонец фараонова войска. И колесница, и конские крупы, и тело возничего — всё было забрызгано дорожной грязью. Видно было, что гонец проделал неблизкий путь.
Колесница остановилась у дворца фараона. Гонец спрыгнул на землю и поспешил в зал приёмов.
Фараон в это время совещался со своими военачальниками. Сидя на троне, он выслушивал их доклады и отдавал приказы. Придворные стояли, затаив дыхание и боясь пошевелиться. И в этот момент вбежал гонец.
Фараон прервал свою речь, удивлённо оглядел его с ног до головы и спросил:
— Откуда ты? Кто тебя прислал и зачем?
— О владыка, да живёшь ты вечно! — сказал гонец. — О великий, могучий и несравненный сын богов! В городе Яффе, завоёванном тобой, вспыхнуло восстание. Правитель Яффы изменил тебе. Он собрал злоумышленников и возглавил их. Они перебили всех воинов твоего величества. Они разгромили отряд, который пытался подавить мятеж.
Фараон молчал. Лицо его было бледным от гнева.
— Владыка! Прикажи послать в Яффу большое войско, — взмолился гонец. — Только силой можно усмирить бунтовщиков.
— Клянусь жизнью и любовью ко мне бога Ра, я так и сделаю! — воскликнул фараон.
Придворные закивали, спеша выразить своё одобрение, и, перебивая друг друга, стали расхваливать мудрость великого владыки, принявшего такое разумное решение. Каждый из придворных нет-нет да и поглядывал на фараона: слышит ли он его льстивые речи? Хорошо бы, чтоб услышал и наградил за верную службу.
И вдруг один из приближённых фараона, полководец Джхути, решительно шагнул вперёд.
— О великий, которому весь мир воздаёт почести! — сказал он. — Не надо посылать в Яффу большое войско. Дай мне всего пятьсот воинов, и я повергну бунтовщиков. Тем более что негде нам набрать многочисленную армию для подавления мятежа, разве что вывести гарнизон из какого-нибудь другого города и отправить в Яффу. Но тогда этот город останется незащищённым.
— Ты прав, верный мой Джхути! — воскликнул фараон. — Я вижу, что ты служишь мне честно, а не выслуживаешься ради награды. Но скажи: как ты собираешься идти в бой с таким малым отрядом?
Джхути смиренно поклонился.
— Этот гонец сказал, что только силой можно усмирить бунтовщиков, — ответил он. — Но гонец ошибся. Моя сила — это хитрость. Я одолею их хитростью.
— Что ж, — сказал фараон. — Я тебе верю. Отправляйся в поход.
Через несколько дней Джхути со своим отрядом прибыл в Сирию. Отряд встал лагерем неподалёку от Яффы, и Джхути послал в город гонца.
— Я слуга Джхути, полководца из Та-Кемет, — сказал гонец правителю Яффы. — Мой господин служил фараону верой и правдой, одержал во славу его величества много побед, выиграл пять кровопролитных сражений — и вот благодарность: фараон назначил главным военачальником не Джхути, а вельможу, который заработал эту почётную должность ничего не делая, одним только своим сладкоречивым языком. Он не участвовал в боях, зато умело льстил фараону. Другой вельможа получил должность верховного советника. Третьего одарили богатыми подарками. А моему господину Джхути не досталось от фараона ничего! Вот как несправедливо обидел фараон моего господина. Теперь он послал его воевать против тебя. Но Джхути зол на фараона, он хочет ему отомстить
— Хвала богам! — вскричал правитель Яффы. — Как отблагодарить великого Ра за то, что Джхути, доблестный полководец, стал мне союзником!.. Но скажи, велик ли его отряд и хорошо ли вооружён?
— Джхути привёл сто человек на боевых колесницах, — сказал гонец. — Теперь всё это принадлежит тебе. Но отряд пришёл издалека, люди и лошади устали. Прикажи открыть городские ворота и впустить нас в город, чтоб мы могли отдохнуть и задать корм лошадям.
— Воистину я так и сделаю! — правитель Яффы торжествующе расхохотался. — Я открою ворота перед отрядом Джхути, чтоб вооружённые воины спокойно въехали в город на боевых колесницах, застали мой гарнизон врасплох и перебили его на месте! Взять город без боя! Ловко придумано. Послушай, неужели Джхути всерьёз надеялся, что я поверю в эту выдумку? — И правитель Яффы, гордый тем, что так легко разгадал вражескую хитрость, засмеялся ещё громче.
— Ты не веришь моему господину? Ты думаешь, он тебя обманывает? — спросил гонец. Правитель Яффы рассвирепел:
— Убирайся прочь, не то я велю повесить тебя вниз головой на городских воротах! Но гонец не уходил:
— А если воины Джхути отдадут тебе все сто колесниц и бросят к твоим ногам всё оружие, — тогда ты поверишь, что мы не замышляем против тебя никакого зла?
«Значит, это всё-таки правда, — подумал правитель Яффы. — Доблестный Джхути в самом деле хочет перейти на мою сторону и воевать против фараона. Но если это так, мне очень повезло. Выходит, на моей стороне боги во главе со всемогущим Ра. Теперь я смогу отразить любое войско!»
— Скажи, — обратился он к гонцу, — почему Джхути выступил в поход с таким маленьким отрядом? Неужели фараон думал, что сто человек смогут захватить город? — И правитель Яффы подозрительно прищурился.
— Нет, фараон дал Джхути очень много воинов. Несколько тысяч. Но почти все они разбежались, когда узнали, что Джхути намерен совершить измену. Остались только те, которые сами не любят фараона: те, кого фараон обделил землёй или у кого сборщики налогов отобрали всё имущество, так что он, дабы не помереть с голоду, вынужден был продать в рабство детей, бросить дом и уйти служить в войско.
Выслушав такой ответ, правитель Яффы окончательно успокоился.
— Пусть доблестный Джхути сдастся мне, — сказал он. — Я буду ждать его в пустыне, к югу от города. Со мной будет отряд в сто двадцать человек. Пусть сперва придёт Джхути и с ним не больше чем двадцать воинов. Пусть они принесут луки, мечи и копья всего отряда и бросят их к моим ногам, и только после этого дозволяется прийти остальным воинам — без оружия, пешком.
— Я передам моему господину Джхути твой приказ, — поклонился гонец. — Всё будет так, как ты хочешь. Воины придут без оружия, ведя под уздцы коней, а колесницы будут нагружены дарами.
Два часа спустя правитель Яффы, сидя в шатре, ждал прихода Джхути. Неподалёку отдыхали сто двадцать сирийских конников.
И вот вдали заклубилась пыль. Это возвращались дозорные, которых правитель Яффы выслал на разведку. На полном скаку всадники влетели в лагерь и осадили коней.
— Они идут, — доложили всадники правителю Яффы.
— Сколько их? — спросил тот.
— Двадцать безоружных воинов и сто колесниц, на которых они везут корзины с дарами. А впереди — Джхути.
— Хвала великому Ра! — воскликнул правитель Яффы.
Когда Джхути пришёл в лагерь, египетские воины сразу же бросили на землю оружие — копья, мечи, луки и колчаны со стрелами — и встали в стороне.
— Я привёз тебе также богатые подарки: золото, серебро, драгоценные ожерелья и ларцы из чёрного дерева, — сказал Джхути, идя навстречу правителю Яффы. — Взгляни на эти корзины. Все они твои. А в руках у меня — видишь? — жезл фараона Та-Кемет.
Приосанившись, с торжествующим видом правитель Яффы сделал Джхути знак, чтобы тот положил жезл к его ногам. Джхути поклонился и, держа жезл в вытянутой руке, как бы нечаянно постучал им о камень. В тот же миг открылись корзины, и оттуда один за другим стали выскакивать вооружённые воины. Весь отряд Джхути, все пятьсот человек были здесь! Размахивая копьями, с грозным боевым кличем ринулись они на сирийских конников, безмятежно отдыхавших у костра. Запели в воздухе стрелы, понеслись вперёд боевые колесницы. Ни один из сирийцев не успел вскочить на коня или выхватить меч из ножен. Многие из них сразу упали замертво, сражённые стрелами, а те, кто остался жив, обратились в бегство.
— Взгляни на меня, побеждённый злодей! — воскликнул Джхути, потрясая жезлом. — Вот жезл фараона! Великий владыка Та-Кемет сразил тебя им!
Правителя Яффы связали, надели ему на шею деревянную колодку, а ноги заковали в кандалы. После этого Джхути сказал воинам:
— Полезайте опять в корзины и поезжайте к воротам Яффы. Привратникам скажите: Джхути с остатками войска захвачен в плен, все воины обращены в рабов, и вот они везут во дворец трофеи. Стража вас пропустит. Когда въедете в город, сразу выскакивайте из корзин, хватайте всех жителей и вяжите их.
И вот сто боевых колесниц фараонова войска въехали в мятежную Яффу. Едва городские ворота остались позади, воины открыли корзины— и час спустя всё было кончено.
…Поздно вечером Джхути отправил в столицу гонца, велев сказать фараону:
«Пусть возрадуется твоё сердце, несравненный владыка Та-Кемет, да будешь ты жив, здоров и могуч! Великий бог Ра, твой отец, покарал злодеев и отдал в твои руки изменника. Пришли нам людей, чтоб отвести в Та-Кемет пленных сирийских воинов, которые склоняются перед тобой отныне и навсегда».
Такие воинские подвиги, с хитростями и обманом, характерны для европейской литературы XII–XIII века, но в византийской провинции Египет подобное писали, может быть, и раньше.
Пролистаем дальше «Всемирную историю литературы» и посмотрим, какие еще совпадения наши литературоведы и историки в произведениях «древнего» Египта и Греции.
«На рубеже III и II тыс. с началом Среднего царства Египет вступает в новую эпоху исторического и литературного расцвета».
Один из самых знаменитых произведений — так называемый «Папирус Весткар», о котором читаем:
«…этот эпизод перекликается с известным рассказом Евангелия от Матфея, в котором повествуется о том, как царь Ирод, узнав от волхвов о рождении Иисуса Христа, приказал уничтожить всех младенцев мужского пола в возрасте до двух лет».
(Напомним, что I «римский» век Христа совпадает у нас с XIII веком Евангелий, линия № 5).
«Это, в свою очередь, перекликается с теми преданиями о деспотизме Хуфу, которые были живы в V в. до н. э., и которые слышал Геродот…»
(Хуфу, IV и V династии, это XXVII век до н. э., линия № 5 «египетской» синусоиды; к этой же линии относится и Геродот).
Вот мнение о «Песне арфиста» (Среднее царство):
«Самая подробная версия „Песни арфиста“ сохранилась в папирусе Харрис 500 времени Нового царства. Она написана на среднеегипетском языке и относится ко времени фараона XI династии Интефа (конец III тыс. до н. э.)… Нельзя не согласиться с мнением академика Б. А. Тураева, утверждавшего, что „они общечеловечны“ и напоминают мысли, высказанные в эпосе о Гильгамеше и в библейской книге „Екклизиаста“… „Путешествие Ун-Амона“ выделяется жизненной достоверностью, искренностью и лиризмом».