Другая Шанель
Шрифт:
Вессельхоф, как и его приятели, вскидывает правую руку в приветствии.
– Разумеется, полковник, все согласно вашему распоряжению, которое было вручено лично мне в руки в прошлый вторник, – рапортует Кертнер.
– Вот и прекрасно, майор. Тогда давайте присядем и поговорим.
Полковник подробно рассказывает о миссии, которую им предстоит выполнить:
– Надо освободить одного человека из концлагеря Нацвейлер-Штрутгоф. Его имя – Паласе, Андре Паласе. Это французский гражданин, ему где-то тридцать пять – сорок лет. Его держат там около восьми месяцев, не больше. По имеющимся у меня данным, Палласа забрали из замка, в котором он жил, в местечке под названием Корбьер в Провансе.
Этой информации, думаю, вполне достаточно. Люди
У офицеров нет никаких вопросов, кроме, пожалуй, сроков выполнения задания.
– Когда вам нужен этот человек, полковник?
– Я не устанавливаю временных рамок. Но знайте, мне бы хотелось, чтобы все произошло как можно быстрее. В общем, даю вам двадцать дней, не больше.
Разговор окончен. Полковник делает знак своему водителю и сразу уезжает. Офицеры могут продолжать наслаждаться тихим воскресным утром в кафе на знаменитой площади. Их стаканы полны, перестрелка взглядами с симпатичной дамочкой в зеленой шляпке продолжается. К счастью, она никуда не ушла.
– Что скажете? – спрашивает Фордерер, допивая свою водку.
Вессельхоф решается прокомментировать:
– Не думаю, что это рискованное предприятие. Меня, откровенно говоря, только это беспокоило. Речь идет о простой поездке в Эльзас. Если я правильно помню, этот лагерь находится недалеко от Страсбурга. В остальном, забрать нужного человека и доставить сюда – не представляет никаких сложностей.
Майор Кертнер лишь на мгновение отрывает взгляд от соблазнительной груди незнакомки.
– Вы знаете кого-нибудь, кто работает в этом лагере? Может быть, какой-нибудь тамошний офицер учился с вами на одном курсе? Думаю, надо заняться разработкой этого вопроса, если мы хотим, чтобы все прошло гладко. И не забывайте: полковник просил соблюдать секретность.
Да, это так: полковник просил соблюдать секретность, но лишь по той причине, что офицерам вермахта предстояло выполнить его личноезадание, никак не связанное с военными интересами Германии. Некоторое время назад он повстречал шестидесятилетнюю даму, которая до войны была на гребне популярности. Ее имя – Габриель, но повсюду в мире она известна как Коко Шанель. В последние годы слава Шанель несколько поутихла. Поговаривают даже, что она отошла от дел. Чем мадемуазель занимается в настоящее время, неизвестно, но это не так уж и важно. Эта женщина, которую полковник находит очаровательной, была представлена ему Гансом Гюнтером фон Динклаге, немецким дипломатом, работающим в посольстве на улице Лилль. На это место его устроил сам Иоахим Риббентроп, министр иностранных дел. Фон Динклаге незаменим в чине дипломата: ведь он одинаково хорошо говорит и по-французски, и по-английски. К тому же его мать – британка. Красавчик вхож почти во все светские салоны Парижа. Ходят слухи, что он тайный любовник этой самой Коко Шанель. После того как фон Динклаге пригласил его провести вечер в компании милейшей дамы, полковник рассудил, что эти слухи явно не лишены основания.
– Тео, дорогой мой, мадемуазель Шанель хочет обратиться к тебе за одолжением и предложить кое-что интересное.
На этом Ганс предпочел передать слово самой Шанель.
– Герр Момм, – приветливо говорит Коко, – возможно, я рискую показаться вам слишком назойливой, но начну с того, что попрошу вас об одной услуге.
– Пожалуйста, мадемуазель. Буду искренне рад служить вам.
– Полковник, у меня есть племянник, сын моей сестры, умершей много лет назад. Он был арестован и отправлен в концентрационный лагерь Нацвейлер-Штрутгоф. Зовут его Андре Паласе. Я с детства занималась им, содержала его, платила за его учебу. Умоляю вас, помогите освободить его. У него нет никого, кроме меня. Он даже не знает, кто его настоящий отец. Даже дом, в котором он жил, купила ему я.
К Гансу
– Дорогая, я знаю, кто может помочь нам: только Теодор Момм! – сказал он ей. – Я точно знаю, что Момм сейчас в Париже и вроде бы занимается вопросами текстильного производства. Если он вмешается, можно с уверенностью сказать, что наша проблема решена. Причем в самое короткое время!
Голову Коко наводнили тревожные мысли: Теодор Момм? Насколько можно на него положиться? Тем не менее она уже знала, при помощи каких аргументов попробует убедить этого влиятельного господина: «Ведь я все-таки не кто-нибудь, а Коко Шанель, и это будет решающим фактором. Обязательно будет!»
Как обычно, она не изменила себе. Сначала – собственно просьба, затем – ни к чему не обзывающий разговор. И наконец – наживка, но поведется ли он на нее?
– Полковник, если я не ошибаюсь, вы курируете нашу текстильную промышленность. Это так?
– Совершенно верно, мадемуазель. И имейте в виду, я прекрасно знаю, кто вы такая. Мне известно, насколько влиятельна Коко Шанель. Вы – образец для подражания.
Обмен любезностями? Что ж, неплохо, но Коко предпочитает конкретику:
– Я уже отошла от дел, полковник. Мне захотелось немного прийти в себя, отдохнуть. Увы, война мешает нам наслаждаться жизнью. Однако род ваших занятий… Я имею в виду текстильную промышленность. Признаться, ваша компетентность в этой области может быть очень и очень полезна для меня… А для вас… – Коко не договаривая затягивается сигаретой.
Последняя фраза зацепила полковника – это легко читалось в его глазах. Французы неохотно выполняют заказы Великой Германии. Прямым саботажем это не назовешь, но срыв поставок – обычное дело. Почему бы ему не опереться на поддержку этой влиятельной дамы?
– Полковник, вы ведь сможете помочь мне в вопросе с господином Палассом? – Вопрос Коко прозвучал, как выстрел.
– Мадемуазель, скажу честно: то, о чем вы меня просите, сделать непросто. Но попробовать можно. В общем-то, я даже не исключаю, что все у нас получится. Дайте мне три недели.
Он произнес эти слова торопливо, ему не терпелось сменить тему, чтобы вернуть разговор к так и не озвученному с ее стороны предложению.
– Что ж, будем надеяться, полковник. Ваши слова согревают мне сердце. Ганс был прав, когда советовал мне обратиться именно к вам!
Коко сделала театральную паузу, понимая, что держит бразды правления в своих руках.
– Выпьем, господа, – предлагает Моим, явно желая продолжить встречу. Что же скажет Шанель?
– О, спасибо, полковник. Но сейчас у нас совсем нет времени. Мы с Гансом вынуждены удалиться. Разумеется, мы с вами обязательно увидимся в самое ближайшее время. В самое ближайшее! Помимо дела, о котором мы говорили, я очень хотела бы привлечь вас к одному важному проекту. Жду вас у себя, на улице Камбон, 31. Как насчет завтрашнего дня, после обеда?
Бравый полковник попался в ее сети.
– Да-да, в семнадцать ноль-ноль я буду у вас, мадемуазель. До завтра!
Странно, что Коко назначает ему встречу в своем ателье. Обычно она принимает гостей в номере люкс, который с некоторых пор занимает в отеле «Ритц», самом известном отеле Парижа. В сороковом гостиница была реквизирована нацистами, и ее дирекция, само собой, не стала этому противиться. Новые хозяева выкинули все, что находилось в номерах; в числе других опустошению подвергся и номер Шанель. Однако пакеты и чемоданы из роскошного люкса настолько отличались от всех остальных своим видом, что генерал Герхард Гросс, руководивший операцией, не мог скрыть своего любопытства. Когда персонал «Ритца» поведал ему, что речь идет о вещах великой Коко Шанель, Гросс незамедлительно распорядился, чтобы мадемуазель поселили в достойных апартаментах. Старая слава обеспечила Коко особое отношение. Теперь ее окна выходили прямо на улицу Камбон, а не на Вандомскую площадь, как прежде.