Другая страна. Часть 3
Шрифт:
Где, собственно, остальные мои домочадцы?
— Дов гуляет, раньше утра не появится. Очередная красавица прошла мимо и он устремился ее обаять. А Анна на работе задержалась, вот я и временно исполняю ее обязанности. Выпьем за новое звание? — жизнерадостно-утверждающим тоном сказал он, доставая бутылку из холодильника.
— Выпьем, — согласился я. — После трехчасового обсуждения перспектив сотрудничества с Францией непременно надо выпить.
Тут вошла Дита, и демонстративно начала поворачиваться.
— Вай, — восхищенно сказал Ицхак. — Лет сорок назад я бы никогда не пропустил
— Ты, папа, жулик, — сообщила Дита, целуя меня в щеку. — Хоть бы отрезал этикетку. Платье-то из Франции, только куплено в Иерусалиме.
— Ну, тебе ж не пять лет уже, должна понимать, — смущенно сказал я. — Какая еще Франция с магазинами. Служебная командировка. Ничего кроме трапа самолета и дороги, не видел.
— Зато не забываешь, — целуя меня в другую щеку, сказала она.
Кушать будешь?
— А, не надо возиться, выгребай что есть.
— Какая хозяйка стала, — восхищенно сказал Ицхак, глядя на появляющиеся на столе тарелки.
— Вот это меня и пугает, — поеживаясь, сказал я. — Превращение из сорванца, лазящего по деревьям, в девушку неприятно бьет по нервам. Так и ждешь, что в один не очень прекрасный день она выйдет за дверь, и не просто так, а вместе с воротами.
Дита насмешливо фыркнула.
— Ладно, вы продолжайте про политику свистеть, а я пойду Яира проконтролирую. Ты ему хороший набор инструментов привез. Сейчас он что-нибудь разберет на мелкие детали…
— Ну и что там за проблемы с Францией, — спросил Ицхак, протягивая рюмку.
— Кончилась наша любовь, — просрали они Алжир. Эвианские соглашения — это первый шаг. Мне это еще с Союза прекрасно известно — как создают что-то временное, значит, это очень быстро становятся постоянным. Согласились на создание правительства из местных — все, Алжир скоро будет независимым. А если они уходят, то мы становимся помехой в налаживании отношений с другими арабскими странами. Это не сразу начнется, но намеки уже звучат.
Теперь появляется Вера и привычно лезет, чтобы сесть мне на колено.
— Осторожно, — говорю, — ты ж новую куклу прямо в салат суешь.
— Она тоже кушать хочет, — серьезно заявляет.
— А ты?
— А я уже ела. Не мешай.
— Ладно, мы будем вместе кушать. Можешь прямо из моей тарелки брать, только если ей платье запачкаешь, не проси потом новую.
— Так ты поэтому такой смурной? — спрашивает Ицхак, чокаясь.
— Нет, это рутина. Принесли мне сегодня на подпись бланк. Знаешь, такой стандартный, на продление контракта с армией еще на 5 лет. И тут меня резко долбануло. Если считать с Легиона я двадцать лет в армии.
— Для тебя это такая новость? — с недоумением спросил он. — Пиши книгу: «Полжизни среди евреев, израильтян и прочих зверей». Очень занимательная книжка будет. Жаль, цензура непременно запретит.
— Да я про другое, — отодвигая тарелку, сказал я.
— Наливай еще! Смотри, человек живет в определенной колее. Мы постоянно выбираем, повернуть на перекрестке, на право или на лево,
А теперь, смотри… Бывают ситуации, когда на дороге возможен поворот. Иногда это зависит от твоего решения, иногда от тебя ничего не зависит. Только, поворачивая, ты начинаешь жить другую жизнь. Совсем не ту, которая предназначена тебе изначально. Вот вылез бы ты, в свое время, из поезда не в Екатеринославле, вполне мог прожить другую жизнь. Доблестного коммуниста и руководителя танкового завода в каком-нибудь Челябинске. Неизвестно, хуже это было бы, а то вполне могли и расстрелять за очередной право-левый оппозиционный взгляд, или лучше — стал бы ты лауреатом Сталинской премии, но это была бы совсем другая жизнь.
— Занимательная идея, — сказал Ицхак, закуривая. — Человек тот же, опыт и действия совсем другие.
— Окно открой, паровоз!
— Комары налетят, — невозмутимо ответил он. — И сколько ты у себя насчитал других жизней?
— Две с половиной.
— Это как? — изумился он. — Где ты нашел половину?
— А Легион. Именно тот случай, когда от тебя ничего не зависит. Война — это поворот для миллионов. Они никогда бы не сделали того, что сделали, и не уехали бы на другую ветку дороги, если бы их не вынудили. Но вот кончилась война, остался живым, и большинство старательно заруливает на старую трассу, возвращаясь домой и пытаясь встроиться в прежнюю жизнь.
Что бы я сделал после войны? Не в Израиль же ехать…
Пошел бы учиться на какую-нибудь инженерно-техническую специальность. Точно так же, как до войны собирался. Домой бы не вернулся, нечего мне там делать было, а поехал бы в Москву или Киев. Вот и вся разница.
— А почему в Киев?
— Не знаю, всегда хотелось. Не важно. Просто вместо поворота я бы совершил маленький крюк и вернулся туда, откуда начал, с мелким изменением, в виде другого опыта жизни. Поэтому и половина.
— Все равно не понял, — сообщил Ицхак затягиваясь. — Первый раз — это сто процентов, когда ты своего полковника грохнул. Тут, без вопросов, началась совсем другая жизнь. А второй?
— Что, Вера?
— А когда мама придет?
— Да скоро уже, — сказал Ицхак. — Обещала к восьми, уже немного осталась.
Она слезла с моего колена и, прижимая куклу к себе, отправилась в комнату.
— Пошла часы проверять, — подмигивая, сообщил Соболь. — Умный ребенок, но эти твои философские раздумья ей скучны.
Так как насчет второй жизни?
— А это, спасибо Мееру, зихрон левраха, будь благословенна его память.
Давай- ка, не чокаясь, за то, чтоб ему земля была пухом.