Другие люди
Шрифт:
4. Лапландия
Саамский край расположен к востоку от Кольского залива и озера Имандра в бывшем Кольском, а до этого бывшем Александровском уезде бывшей Архангельской губернии.
Бывшие, бывшие, бывшие… Много повидала эта земля, и многое в своей памяти сохранила. И не в преданьях населявших эти места племен, а в самом своем естестве первозданных здешних обитателей. Лапландский таракан, которого вы встретите в Ловозерских тундрах, свидетель выхода позвоночных из воды на сушу. Зубастую бабочку нынче тоже нигде на земле не встретите, только здесь. Может быть, и выжила со времен мелового периода, потому что зубаста. Впрочем, не факт. Саблезубые тигры, уж на что были зубасты, а сгинули при всех своих вселяющих ужас клыках. А здесь выжила и бабочка, и ее доисторические современники, та же
Менялись времена, менялась власть, менялись имена народов, претендующих на эту неприветливую, трудную для жизни землю, даже не столько на самую землю, как на право собирать дань с миролюбивых обитателей этой земли, никого не задиравших, ни на чье добро не зарившихся, разводивших оленей да разнообразивших свою жизнь охотничьим и рыбным промыслом. Не менялись саамы, ну, разве что по названию. Долгое время именовались они лопарями, потом прозвище, данное им финнами, сменили на достойное имя. Откуда пошла эта кличка – лопари? Лоап-Лооп по-фински край, конец земли. А были времена, когда саамы не были лопарями, не селились на самом северном кончике земли и все равно именовались крайними. Судя по сохранившимся названиям, была в городе Орешек, по новгородской переписной книге, Лопская часть и погост Лопский-Егорьевский. Осталась память о них и в Холмогорских краях. Селились по всей Финляндии, населяли земли от Онеги и Ладоги до Кемского уезда и Кандалакшской губы.
Кто их теснил? Чудь? Финны? Карелы? Новгородцы?
Да все понемногу.
Вот и оказались миролюбивые и непритязательные кочевники поневоле прижатыми к самой кромке земли. И хотя саамы едва ли не самые давние обитатели самой древней на Земле суши, нет у них преданий о совсем уже непроглядном прошлом. Не украшают себя подвигами былых времен, не придумывают себе героических предков, зато детей не бьют. В Англии порку в школах отменили только в ХХ веке, да и то в конце семидесятых годов. Да что там дети! Помните, как Сомс Форсайт кричал своей жене Ирэн: «Хорошая трепка, это единственное, что может тебя образумить!» Так, видно, было заведено у джентльменов, благородных торговцев и мореплавателей, а у саамов вообще даже никогда детей не били. А уж о том, чтобы ударить женщину, даже запрета такого не было, поскольку такое могло прийти в голову лишь представителям более развитых народов. «Да убоится жена мужа своего…», вразумляла старая мудрость. «Бьет – значит любит», – вещали уж самые мудрые. А саамские жены своих мужей не боялись, а любили, и мужья им за любовь платили верностью.
Кто знает, ни поэтому ли саамы на редкость мирно живут между собой?
Ни поэтому ли и к пришельцам приветливы, снисходительны, но осторожны, знать научены долгим горьким опытом.
Саамам не завидуют, а ведь как посмотреть.
Как живет мужик? Грязная, тесная, зловонная изба, где еще и теленка держат, это что, лучше саамской тупы? Лапти да онучи лучше таборков? Дырявый зипун, продувной кафтанишка да истертый полушубок лучше мехового наряда саама? А наряд двойной, нижнее – мехом внутрь, верхнее мехом наружу. А пища? Мужик ест мясо по большим праздникам, а у саама и мясо и рыба, те же куропатки, обычная, повседневная пища, вкусно, питательно, выгодно, и ягод полно на любой вкус, вот тебе и витамин.
Полярную тундру обычно представляют местом ровным, этакой пустыней, раскинувшей свои топи, болота и чахлый лес на громадных пространствах, вздыбленных кое-где вараками, одинокими невысокими горами, одетыми в лесные шубы. Есть и такие места поближе к берегу океана, но Скандинавские горные хребты хорошо вдвинулись в Кольскую землю, вознеся на восток от Имандры тысячеметровые снежные вершины Хибинских гор, а еще дальше на северо-восток изрядный горный массив, поименованный Ловозерской тундрой.
Ловозерская тундра, разумеется, не так знаменита, как Мончетундра, но уже с 1478 года стала известна, как местность, хотя и отдаленная, но населенная добропорядочными охотниками и рыболовами. Саамы, они же лопари, исправно пополняли данью
Нет, не для того на Москве правители сидят, чтобы людишки, под их благодетельную высокую руку принятые, жили не в натяг, да еще и в свое удовольствие, будь это хоть и удовольствия-то самые бесхитростные. Уже великий государь Иван Васильевич Грозный драл со своих подданных налогу в четыре раза больше, чем в те же годы его коллега на английском престоле, Георг IV. А у английского-то Георга народ жил в целом побогаче и в добром климате, что не так разорительно в отношении одежды, усиленного питания и отопления.
То-то государи наши, выезжавшие для умственных и прочих прохлад в европейские земли, удивлялись, почему там мужики живут полутче наших, и крыши у них на избах не соломенные, да не дерном крытые, лаптей не носят и с голоду не пухнут. И вернувшись, для восполнения немалых командировочных расходов и удобства размышлений о бедных своих подданных накидывали на мужичков подать еще повыше прежней.
Уже при первом взошедшем на многострадальный российский престол Романове лопарю было положено сдать в казну аж 15 рублей 82 копейки. Что за деньги? В пересчете, для удобства, на «полярную валюту», на тех же песцов, выходит 316 штук с мужика. Против восемнадцати при Иване III, это в семнадцать и пять десятых раза больше. А климат за это время не подобрел, и зверя больше не стало, и не разбогатели за сто лет лопари в семнадцать и пять десятых раза, да и в два раза не разбогатели, по простоте своей, считая, что не в богатстве счастье.
Поизмывались над лопаришками и двигатели прогресса, купцы. Проедут по промыслам, сговорятся с лопарями, что те привезут им семгу по 25–30 копеек пуд. Те везут. Привезли. А купчина передумал, может дать только по десять копеек, а то и по пять за пуд. Плачут люди, воют, молят, а назад рыбу не повезешь, испортится. Выли под окнами благодетеля по двадцать по тридцать человек, а тот еще у окошечка сядет, чтобы видели, как он кушает чай во славу первоначального накопления… Чем не жизнь!
Поди, разгляди за две-то с половиной тысячи верст Лапландские земли, а на них еще погост Ловозеро, стоящий над Ловозером, где и домов-то нет, а всего семь веж, саамских чумов, да пяток вросших в землю бревенчатых тупов, в коих обитают двадцать душ мужского пола, женщин в счет не брали, как и деток, по причине нестойкости последних к жизни, только за барышом, как говорится, и семь верст не околица.
А уж царевы мытари, тем сам Бог велел, и смотрели хорошо и брали чисто.
За две-то с половиной тысячи минувших лет в этих местах перебывало множество разного народа. Кто-то оставил по себе только недобрую память, а кто, к примеру, затейливые следы в виде выложенных из камня лабиринтов, похожих на те, что еще сохранились на острове Готланд, на Соловецких островах и на Большом Оленьем в Кандалакшском заливе. Неплохо сохранились сейды, камни, ставшие местом обитания невидимого пока что духа, подлинного хозяина и покровителя прилегающей территории. Живы еще и наскальные рисунки, подлинное украшение стоянок людей, обитавших в этих краях в незапамятной древности, именуемой неолитом. Известно, что сейдам поклоняются, что сейды это бесспорно священные камни, рядом с которыми не следовало ни браниться, ни шутить. Спросите саама, что такое – сейд? Если удастся вызвать доверие, то узнаете, что сейд это окаменевший человек. И тишина рядом с сейдом нужна для того, чтобы подумать хорошенько, отчего окаменел человек? Может быть, от испуга, может быть от чрезмерного гнева, от страха перед врагами, от безысходности, словом, не справился человек с жизнью, и стал камнем. А это урок, здесь есть над чем задуматься.