Другие люди
Шрифт:
Уилсон посмотрел на О-пи.
Судья определил, что тот должен ответить.
— Так оно и было, — признал Уилсон.
— Больше вопросов нет, — закончил я.
На юридическом факультете этому не учат, но адвокат должен достаточно быстро освоить Правила человеческой терпимости. Если кто-то увеличивает свой рост на четверть или половину дюйма, это сходит с рук. Но два дюйма уже не объяснишь тщеславием, это извращение. А если ты говоришь, что узнал человека, то должен хоть что-то в нем запомнить.
В заключительной речи я был немногословен. Уилсона ограбили в темноте. На опознании в полицейском
В зале суда, по крайней мере, я еще на что-то годился.
Я стоял перед писсуаром, стряхивая последние капли, и думал, паршивец ты этакий, надо бы тебя отрубить,когда рядом сказали: «Несложное было дело».
— Да, — согласился я, поворачиваясь к окружному прокурору. — Несложное.
Уидмер посылает счета своим клиентам. Получил бы я что-нибудь с таких как Коннолли, если б посылал им счета?
— Я вам так благодарен, — он подошел ко мне, как только я появился из туалета.
Его жена, мышка, которую он, скорее всего, регулярно поколачивал, добавила:
— Мы вам очень признательны, мистер Томасси. Не знаю, что бы я делала с детьми, если б Чарлз опять сел в тюрьму.
Чарлз.Какая высокопарность.
— Сколько я вам должен? — спросил он.
Ты обязан мне своей свободой, засранец.
— Задаток покрывает все расходы, кроме пятисот долларов, — ответил я.
Задаток, пять тысяч долларов, я получал, если его сажали за решетку. Пятьсот долларов составляли мои чаевые в случае оправдательного приговора.
— Позвольте отдать их прямо сейчас.
Он отсчитал десять пятидесятидолларовых банкнот. Со мной рассчитались деньгами, украденными у Уилсона?
— Не следует вам носить с собой столько наличности, — заметил я. — Вас могут ограбить.
Его жена рассмеялась, но он осадил ее коротким взглядом.
— Коннолли, — я отвел его в сторону, чтобы жена не могла слышать нашего разговора. — Вам бы лучше заниматься своей работой. Понимаете, что я хочу сказать?
Он кивнул.
— Если вас вновь обвинят
— И не надо. Я в эти игры не играю. Вы были великолепны.
Бальзам на душевную рану. Угроза, что я больше не буду защищать его, могла сработать лучше, чем любой тюремный срок. Ему придется честно зарабатывать на жизнь. Как и мне.
Я не привык к самобичеванию. И винил во всем свой корешок.
Представьте себе, вы умираете от голода, перед вами стол, ломящийся от фруктов, а вы не можете заставить рот выполнять свойственные ему функции. То есть, подносите персик ко рту, а он не открывается, не шевелится, не подчиняется. Вы не можете ввести персик через вену, вам необходим рот. Я хочу сказать, что ни одна часть тела не ведет себя так же самостоятельно, как корешок, словно у него есть собственный разум, непослушный, упрямый, не поддающийся на уговоры конец. Что же он хочет этим сказать?
В школе и колледже я полагала, что у мужчин одна беда: они — армия стоящих пенисов, марширующих целый день в поисках пристанища. Ты танцуешь с парнем и вскоре посередине возникает что-то твердое, а этот идиот смотрит на тебя с виноватым видом. Мол, ну что я могу поделать. Они реагируют на сигнал, словно собаки, прыгающие через палку. Коснись его рукой, и он уже рвется вверх. Но когда тебе нужно, когда ты хочешь, даже не для себя, а для того чтобы пройти последний этап единения с человеком, к которому тебя влечет, что ты имеешь? Жалкую, переваренную макаронину, готовую отвалиться от тела владельца.
Теперь я понимаю преимущество притворства, умения имитировать оргазм столь искусно, что его можно принять за настоящий. Бог позаботился о женщинах, им не приходится демонстрировать неудачу, они могут заставить партнера поверить (вот где лицемерие весьма кстати!), что у них все в полном порядке. Кстати, как-то раз я имитировала оргазм, а тут неожиданно накатил и настоящий. Бедные мужчины, каждый из них снабжен детектором лжи, готовым выдать их в любой момент. Предательство друга ужасно, но предательство органа, который оберегаешь больше всего, — чистая измена!
А правда в том, что какая-то часть его тела не хочет меня. Не этачасть, другая. Эта часть — всего лишь посыльный. Джейн — да. Розмари — да. Эдна — да. Франсина — нет.
Я долго смотрел на телефонный аппарат. Потом позвонил Джейн.
— Привет, незнакомец, — ответила она.
— С чего такая застенчивость, Джейн? Прошло-то несколько дней.
— Ты задал мне головоломку. Вот я ее и решаю.
— Твой муж сегодня в отъезде?
— Подожди, сейчас спрошу у него.
— Да что ты нес… — тут я услышал ее смех.
— Так когда? — спросила она.
— Семь часов подойдет?
— Жду тебя в семь.
К Джейн я добрался чуть ли не в половине восьмого. О, из конторы я ушел вовремя, но старался выбрать самый кружной путь. И чуть не остановил машину, чтобы позвонить ей и сказать, чтобы она меня не ждала.
— Извини, что припозднился.
Она наполнила бокалы. Молча.