Другие люди

Стейн Сол

— Я к тебе заеду.

— Слушай, окажи мне услугу, не приезжай ко мне на этот раз.

— Ты завел себе несовершеннолетнюю любовницу?

— Давай встретимся на стоянке у «Кристидса» через полчаса.

— Я надеюсь, тот, кто держит «жучка» на твоем телефоне, нас не слушает.

— Я плачу хорошие деньги, чтобы линию регулярно проверяли.

— Ты ничего не упускаешь.

— Если б я ничего не упускал, то не остался бы без лицензии. Я бы зарабатывал миллионы, как это делаешь ты.

Толстяка Тарбелла

в его «форде» я заметил раньше, чем он меня. Подошел со стороны окошка водителя и процедил: «Не двигаться».

Тарбелл рассмеялся.

— Да брось ты, я видел тебя в зеркале. Давай сюда свой бумажник. Чтобы ты потерял эту бумагу только с ним.

— Это же ксерокопия.

— Оригинал у меня есть, можешь не волноваться. Отдам, если понадобится. Без дополнительной платы.

— Жаль, что другого пути нет.

— И хорошо, что нет. Иначе на что бы я жил.

«Форд» тронулся с места. Провожая его взглядом, я думал о занятии, которое выбрал бы себе, оставшись без лицензии.

Позвонив Лефковичу, я сказал, что хочу заехать к нему в три часа и выразил надежду, что не причиню этим больших неудобств. Он начал говорить о том, что уже договорился встретиться в это время с кем-то еще, но я посоветовал отменить встречу, свалив вину на меня, и пообещал приехать ровно в три.

В приемной я попросил секретаря не беспокоиться, поскольку знаю дорогу, и прошествовал мимо нее в кабинет с табличкой на двери «ДЖЕРАЛД Р. ЛЕФКОВИЧ». Он оторвался от газеты, покраснел, складывая ее, словно его поймали за непристойным занятием вроде онанизма.

— Ровно три, — возвестил я.

— Я очень рад познакомиться с вами, мистер Томасси, — мальчик-прокурор протянул мне руку.

— Лефкович, я не люблю сидеть в кабинете, — заявил я. — Давайте пройдемся. Не возражаете?

Он печально посмотрел на кресло, в которое собирался усадить меня, словно извиняясь перед ним за то, что оно лишилось возможности пообщаться с задницей знаменитого Джорджа Томасси.

— Надеюсь, вам нравится быстрая ходьба, — добавил я.

— Надеюсь, что да, — вздохнул Лефкович.

Две минуты спустя мы уже споро удалялись от прокуратуры.

— Физические упражнения стимулируют мозг, — поделился я своими наблюдениями с Лефковичем. — Вы согласны?

Он согласился. Кивком.

До окончания нашей прогулки ему предстояло согласиться еще со многим. Первым делом я ознакомил его с фактами. Затем перешел ко второй фазе нашей беседы.

— Лефкович, вы представитель молодого поколения, многих табу для вас не существует, в частности тех, что касаются секса, так что мы можем говорить откровенно, так?

— Так, — ответил он. Дыхание у него уже сбилось.

— В Гарварде вы не занимались греблей?

Он покачал головой.

— Жаль. Отличный вид спорта. Итак. То, что случилось с мисс Уидмер, вы найдете эту фамилию в исковом заявлении, преступление, связанное с насилием, и мы должны постоянно помнить об этом. Я бы хотел ввести вас в курс дела до того, как увижусь

с Гэри.

Он уже тяжело дышал и не мог сразу произносить все предложение.

— Есть… некоторые виды дел… которые мистер Канхэм не любит представлять перед незнакомой компанией.

— Я слышал, что так он называет Большое жюри. Вы устали? Хотите присесть на скамейку?

Лефкович отказался от отдыха. Напрасно.

— Когда у вас прибавится опыта, — продолжал я, — вы поймете, что большинство так называемых сексуальных преступлений не имеют ничего общего с сексом. Я не говорю о подглядывающих в замочную скважину или эксгибиционистах, а о тех, кто навязывает секс другим.

— Изнасилование, — уточнил Лефкович.

— Совершенно верно. Может, будет легче оценить справедливость моего вывода, и я попрошу вас, Лефкович, быть судьей, если мы рассмотрим случай изнасилования мужчины мужчиной, скажем, в тюрьме.

— Такое случается каждодневно.

— Правильно. Но разве тут есть сексуальная мотивация? Послушайте, если преступник, лишенный нормального общения, перевозбуждается, он всегда может воспользоваться собственным кулаком. Это удобно, я хочу сказать, инструмент удовлетворения всегда под рукой, никому не мешает, быстро приносит облегчение. И никто, опять же, не будет в обиде. Однако… — Я остановился и посмотрел на Лефковича. — С сердцем у вас все в порядке? Вы так тяжело дышите.

— Не привык много ходить. А надо бы.

— Идем дальше?

— Почему нет?

— Хорошо. Мы говорили о заключенном. Если он хочет разнообразия, всегда можно обратиться к помощи соседа. Его кулак сделает то же самое. Отказа в этом не будет. Почему тогда, спрашиваю я, в любой достаточно большой тюрьме не проходит и дня без изнасилования, одиночного или группового. Это вам не просто подрочить. Тут возможны осложнения. Но на них идут, потому что это способ контроля, возможность унизить человека, не дать ему подняться с колен. Понимаете? Если парень, который руководил групповым изнасилованием, позволит после себя позабавиться каждому, он уже распределитель благ. Изнасилование — атрибут власти. Секс здесь случайный элемент. А вот насилие или угроза насилия — нет. Возвращаемся к тому, с чего начали. Изнасилование есть преступление, в минимальной степени связанное с сексуальными потребностями, которые могут удовлетворяться другими, более простыми способами.

— Весьма любопытное заключение, мистер Томасси.

Я остановился, давая Лефковичу шанс отдышаться.

— Формулировать любопытные заключения — не по моей части. Это удел профессоров юридических факультетов. Тем самым они заставляют студентов шевелить мозгами. Я же имею дело с практическими реалиями данного округа и не стал бы выражать свое мнение об изнасиловании, если б оно, а основываюсь я на собственном опыте, не соответствовало действительности. Понимаете?

Я повернул назад, отметив, сколь быстро повторил мой маневр Лефкович. Перспектива дальнейшего удлинения нашего маршрута его не радовала.