Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции
Шрифт:
Евгению тридцать один год. Он дико изнывает от безделья в благословенном, созданном для молодости и трудов краю. Он ненавидит службу, тяготится научной работой, под предлогом которой мечтает службу оставить, совершенно справедливо не верит в свои стихи, не хочет потрудиться над созданием семьи с молодой целеустремленной женой, проживает совместно с матерью, как декабристка приехавшей к Монголии, чтобы облегчить быт подросшего сына, благосклонно принимает встревоженные отцовские ремарки о запоздании в присылке им с мамочкой денег и требует, чтобы отец бросил все свои дела и писал бы ему отчеты.
«Я боялся, что ее note 14 приезд отнимет остаток времени на собственные занятия и снизит и без того мизерные темпы моей работы».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 506.
Даже в пионерские лагеря родителей не пускают, закаливают характер, над самим Жененком такие суровые жизненные эксперименты в свое время проводились
Note14
матери
Там же. Стр. 580—581.
Как видно, труды педагогичек остались напрасны: когда мальчик подрос и на четвертом десятке был отправлен служить в Забайкалье, маме советоваться не с кем было, и она выехала.
«…ребенку предстоит лечь в больницу. Это тяжелое время для маленьких детей. Вид родителей напоминает ребенку, как сильно он по ним скучает. Он может душераздирающе плакать, когда им придет время уходить или даже на протяжении всего времени их посещения. У родителей создается впечатление, что он страдает все время. На самом деле маленькие дети удивительно быстро приспосабливаются к больничной жизни, несмотря на плохое самочувствие и неприятные лечебные процедуры. Они расстраиваются, только когда видят родителей».
СПОК Б. Младенец и уход за ним. Стр. 384.
«Маме здешний климат очень тяжел, равно и мой скверный характер. Тем не менее она все не может решиться выехать в Москву. Нам вдвоем много спокойнее… »
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 513.
Ответ Пастернака: «Дорогие мои!Простите, что задерживаю ноябрьские деньги. У меня в этом отношении заминка, которая продолжится еще не меньше недели».
Там же. Стр. 514.
Борис Леонидович, новоиспеченный свекор, видел «в сильном и здоровом характере Тани Руссиян (первой пас-тернаковской невестки) положительный момент моей жизни. Она действительно знала, что ей надо, и настойчиво продвигалась к поставленной цели, не останавливаясь перед препятствиями, а я метался и мучался ее отношениями с мамой и своим положением между ними двумя. Я понимал, что в Кяхте ей нечего делать и нет возможности заниматься ни конструированием самолетов, ни спортом, которым она серьезно увлекалась. Она уже тогда добилась больших успехов в планеризме, и даже гибель ее ближайшей подруги не могла отвратить ее от полетов. Она видела в папочке своего единомышленника и человека дела… »
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 501.
«Потекли отупело унылые дни. Зима установилась в ноябре. В свободное время офицеры базы ездили на охоту. <> Единственной моей отдушиной было тогда запойное стихо-писание».
Там же. Стр. 499.
Стихописание получило затребованную оценку не по стихописцу высокого критика: «Элегизм содержания слишком житейски личный, слишком подчинен каким-то действительным счетам, недостаточно широк, не поднят до какой-то общей значительности. <> Я знаю, что мои грехи гораздо хуже и многочисленнее… <> Но я ведь <> как чумы боюсь разговоров о „стихах“ и просьбы дать отзыв о них».
Там же. Стр. 509.
«Родство по крови» Жененок ценит недешево: чуть что – «я слишком хорошо помнил папины страдания и тяжелую безысходность, которые мучили его в года нашего семейного разлада и расставания, чтобы не знать, какими силами далось ему нынешнее гармоническое спокойствие». Спокойствие с душком, как нам дается понять, поскольку сын подмечает за отцом: «не хотел рисковать своим спокойным знанием жизненных основ и заглядывать в те бездны». Ну, это не спокойствие уже, разумеется, а холодное равнодушие. А нам тут же предлагается описание «бездн» Пастернака-млад-шего: «Меня мучил „страшный хомут данного Тане (жене) зарока“, моя недающаяся диссертация. Я писал папе: „Сегодня у меня перед мамой, Таней и всеми моими друзьями и знакомыми предельно ложное положение, из которого я не знаю, как вылезать“. Я готов был доказать смертью искренность своего раскаяния в ложном самолюбии, не позволившем мне вовремя отказаться от этого, и просил папиной помощи в объяснении с мамой. Ей надо было дать понять, что мне невозможно продолжать работу без необходимых исследований, нужных приборов и консультаций с понимающими людьми» (Там же. Стр. 502). Вот она, БЕЗДНА: сказал маме, жене и зачем-то всем друзьям и знакомым, что напишет диссертацию. Не может написать – ну и ладно, но он считает, что положение ПРЕДЕЛЬНО (вот пределы) ложное. Про смерть ради искренности совсем непонятно (это фамильное косноязычие или добросовестно копированное, чтобы папаше легче было читать – как четырехлетние «говорящие» дети переходят с двухлетками на нечленораздельные возгласы, надеясь хоть так выйти на взаимопонимание),
«Прости меня, Боричка, – что я тебя в свои дела вмешиваю, прости, что не даю тебе спокойно работать. Но мне очень трудно, и состояние мое, как две капли воды, похоже на твое, пережитое неоднократно и особенно сильно, когда ты ездил в Париж… »
Там же. Стр. 502.
Пастернак писал тетрадки писем Марине Цветаевой – и о своих планах, и о судьбах своих героев. Писал не по ее небрежному требованию: «не подумай, что как-то мне это особенно нужно, но вот именно захотелось от тебя, от самого – то, что уже написано, анонсировано в журналах, о планах твоих, о Юрии нашем Андреиче… о чем еще?»… Большой том его писем к Цветаевой, писанных днями, ночами, – много его времени, проведенного над ними: «я хочу быть с тобой», «эту ночь я буду с тобой» – и прочее. Он пишет все, ему не жалко, что это никогда не повторится в его произведениях, – и вдруг на старости лет (ему жить осталось пять лет) он должен бросить все свои дела и сесть писать некоему весьма великовозрастному мальчику, пересказывать журнальные анонсы – просто потому, что тому «очень хочется» знать от него самого, чем Борис Пастернак занимается и чтобы сам он поделился с ним планами на судьбу своего главного героя. А ведь биография героя и перед Пастернаком не лежит – значит, делиться надо планами, замыслом. С кем и на каком основании? И ведь одернул Пастернак Жененка совсем недавно: «на чорта мне кровь, твоя или моя, не докучай мне» – и Жененок решился пожертвовать своими сложными обстоятельствами, не говорить о своих делах, раз папочка такой нервный и одергивает родного сына, будто бы тот не дает ему дела жизни окончить. Конечно, спохватится отец, напишет через неделю: «Боюсь, как бы предыдущее мое письмо не огорчило тебя своим мнимым холодом и кажущейся сухостью».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 504.
Женя ему в строку не ставит, письма публикует смиренно – пусть люди сами жестокосердие отца рассудят, он не в обиде на него. В общем, говорит уж о светских делах, на приличные в письмах темы, о пустяках: что поделываете, как наш герой?.. Об этом известно, конечно, но ведь для вас труда не составит собственноручно уж мне отписать… Мне и развлечение в моих забайкальских рудах.
Одно лето у Евгения Борисовича выдалось очень трудным – он и женился, и на службе маневры какие-то организовали. В общем, приехала мама, и пришлось подключать папочку. «Боричка! Прости, что послала тебе телеграмму! Может, у тебя с деньгами плохо, может, ты болен. Это очень плохо, что я все лето не писала. Но было очень трудно. Женя в течение двух месяцев спал по 3—4 часа в сутки, а я, конечно, сочувствовала и старалась как-то ему облегчить».
Там же. Стр. 492.
Офицеры всегда жили на родительскую помощь, без родительских гарантий в иной полк не брали, – вести почетную гвардейскую, например, службу было накладно, – но этим занимались люди, делавшие на этом карьеру. Карьерой у Евгения Борисовича и не пахло.
Достоверность свидетельств Евгения Борисовича сомнений не вызывает. Если он пишет о каком-то факте, приводит какое-то высказывание Бориса Пастернака – скорее всего так оно и было на самом деле. Другое дело, зная готовность Пастернака щедро одарить собеседника ожидаемыми приятностями, хотелось бы видеть некоторую избирательность памяти и мемуариста. Вот у Евгения Борисовича рождается сын. «Марина note 15 потом рассказывала, как папочка говорил ей, что рождение Петеньки для него большая радость и этот ребенок – награда нам за все те горести, которые он, папа, причинил нашей семье».
Note15
теща
Там же. Стр. 531.
А за что у других людей родятся дети? А ведь Евгений Борисович – публикатор писем Пастернака. Он их владелец. То есть даже если б НАМ он не показал ни письмишка, сейчас мы знаем, что он все-таки САМ читал – то, что его отец считал свой брак с его матерью «случайным и необязательным». За «горести», принесенные СЛУЧАЙНОЙ И НЕОБЯЗАТЕЛЬНОЙ семье – «нашей семье». (Автор до жалости неточен в словах: не понять, кто здесь наши. Если они с мамочкой, то не жалко ли им младенца, которого неместные тащат по вагону их памяти? если семьей они считают себя и Бориса Леонидовича, то без Зинаиды Николаевны с Ленечкой? В общем, горе Пастернак принес не СВОЕЙ семье.) Не слишком ли велика расплата – целый человек? А случайная и необязательная женщина – ОНА не хочет попросить прощения у Пастернака за то, что заняла столько места в его жизни и с готовностью кивала на его изъявления чувства вины? Какой ЕМУ за нее подарок дала судьба? Евгений Борисович с достоинством принимает компенсации за несчастья своей семьи – такие ли уж неисчислимые, до множественного ли числа здесь? Евгений Борисович сам разведенный муж – до седьмого ли колена ему откупаться от первой жены?