Другой путь. Трилогия

Бондарь Дмитрий Владимирович

Луиджи поднял стеклянную перегородку и Берндт перестал нас слышать.

– Что за бабу опять ты привел в дом, Зак? Тебе мало того, что случилось в мае? Мы ведь так и не нашли ту девицу! Ты уверен, что это не подстава?

– Том сказал?

– И Том тоже. Ты понимаешь, что делаешь?

Мне не понравилось, что Луиджи настолько в курсе моих дел. Нужно это както ограничить.

– Она из России, Лу, – нет, я не оправдывался, просто пытался его успокоить. Не знаю зачем, – она не может быть чьимто человеком.

– Короче, Зак, вот что я тебе скажу!

Мне очень дорога моя нынешняя работа. Второй такой у меня может и не быть. И я сделаю все, чтобы работать на тебя как можно дольше. А это значит – исключить ситуации, подобные состоявшемуся покушению. Понимаешь? Ты зарабатываешь деньги – у тебя это отлично получается, а я часть из них трачу на то, чтобы ты и дальше мог заниматься тем, что у тебя получается лучше всего. И это – не топтание молодых курочек. Я хочу знать все о твоих бабах. И я буду это знать, какие бы рожи передо мной ты сейчас не корчил. А еще лучше – женился бы и перестал изводить моих людей.

Наверное, мое недовольство его информированностью отразилось на моем лице. Ну и пусть. В конце концов, я тут хозяин! Но он, конечно, прав тысячу раз. Нужно както прекращать эту порочную практику. Вот сбагрю Серому эту чокнутую и вплотную займусь устройством своего семейного положения.

– Ладно, Лу, не нервничай. Я постараюсь не создавать аварийных ситуаций. Правда. И женюсь.

– Свежо предание, – вздохнул, успокаиваясь, мой телохранитель. – Леопарды не меняют свои пятна.

Он откинулся на спинку дивана и замолк.

Это вроде как «горбатого могила исправит»? Посмотрим. Мне же главное – озадачиться целью.

– Что с Мильке, Лу? Чего он засуетился?

– Думаю, чтото ему донесли о тайных договоренностях Горби и Рейгана на их встрече в начале июня в Москве. Чтото, что заставило его серьезно обеспокоиться. Через, – он бросил взгляд на свои простенькие часы, – двадцать минут спросишь.

Малознание – опасная вещь. Лучше уж вообще ничего не знать. А то столько домыслов голове роится, что поневоле становишься параноиком и шизофреником.

Помещение было тем же, но обстановка его изменилась до неузнаваемости: толпа лакающих пиво джерри, громкоголосый лающий комментатор в четырех телевизорах, выставленных на стол в центре зала, густой дым нервничающих болельщиков – футбольный карнавал не располагал к доверительной беседе. Странно, вроде бы русские с лимонниками играют – что здесь смотреть среднестатистическому немцу?

И понятно, что в назначенное время в кабачке Мильке не появился. Вместо того у Луиджи пиликнул телефон и после непонятного диалога с неведомым собеседником, он поднялся и сказал:

– Они нас вели от аэропорта. Встреча переносится в другое место. У нас двадцать минут.

Ох уж эти мне шпионские игры! Почему нельзя все делать попростому? Зачем эта таинственность, секретность? Как в дешевом голливудском боевике. Хвостыявкипровалы.

Мильке пришел с другим провожатым. Думаю, не хотел светить свой контакт перед одним и тем же человеком, каким бы доверенным он ни был.

Лу вместе с Берндтом в очередной

раз отправились покурить. Оглядев забегаловку во всех углах и проверив туалет, за ними удалился и провожатый Мильке.

– Здравствуйте, – Мильке сразу начал говорить на русском. – Прошу простить мне мою подозрительность. Издержки профессии. Береженого бог бережет.

– Что заставило вас так спешить, герр Эрих? – я порядком устал за этот день, и на всякие политические реверансы мне хотелось наплевать с Эйфелевой башни.

– Вот это, – он вынул из внутреннего кармана фотографию и положил ее на стол передо мной.

Вот если бывают в мире слова грязнее матерных, то я очень расстроился в тот момент, что их не знаю. Первый курс, первый звонок и я на крыльце института рядом с Анькой! Еще не лысый, но узнаваемый. В югославской тройке серосинего колера – мама ездила за ней в Москву. Не только за ней, конечно. Но привезла и костюм, пригодившийся мне сначала на выпускном, а потом и в институте. И говорить чтото о невероятном сходстве глупо: если они отследили мою встречу с Анькой в Вене, и за такой срок – за сутки – смогли добыть и переслать эту фотографию, тягаться в шпионском умении с ребятами Мильке мне бессмысленно.

– Откуда у вас это? – мой акцент стал совершенно не нужным.

– В свое время мое министерство добилось для коллег из КГБ таких же прав при работе на территории ГДР, как у нас. Мы стараемся этого не афишировать. И они стараются не сильно разглашать факт, что и нашим сотрудникам дарованы на территории СССР те же полномочия, что и коллегам из Комитета.

Вот это откровение! Хотя чего я удивляюсь? Примерно так же обстоят дела у МИ5 и ЦРУ. Если ЦРУ закон запрещает работать на территории США, то про МИ5 этот закон ничего не говорит.

– И что теперь?

– Если я правильно понимаю, Захар, то ваше нынешнее положение – результат какойто игры ваших органов. Первого Управления. Думаю, что цель этой игры – сохранение потенциала СССР и его приумножение под прикрытием капитуляционистской деятельности вашего лидера. Возможно, с демонтажем социалистической системы.

Я не знал, что ему отвечать. Штирлиц бывал близок к провалу, а я только и делаю что проваливаюсь. И никаких отходных путей. Чертова Стрельцова, как дорого мне встало твое существование!

– Я не настаиваю на непременном раскрытии ваших планов, – продолжал Мильке. – Скажите мне, кто стоит за вами? Чебриков или Крючков?

– От этого чтото зависит?

– Всё.

Вот интересно – кто из них больше устроит Мильке? И почему только эти двое? Ну Чебриков – Председатель КГБ, это понятно, а кто такой Крючков? Кроме фамилии ничего не помню. КрючковГКЧП, но это будет еще нескоро. Кто он сейчас? И почему в вопросе слышится противопоставление этих двух людей? Разве не должны быть наши органы сплоченны и монолитны? Черт меня дернул лезть в рыцари плаща и кинжала! Раскрыли на раздва. Прав был Серый – чем меньше отсвечиваешь, тем легче живется. Однако отвечать чтото нужно. Серый был не в восторге от обоих.