Дружище
Шрифт:
Собирались быстро, спустились на улицу, в весеннюю прохладу. Воздух пропах дождём. Папа укладывал вещи в багажник, а мама, прикрыв глаза ладонью, смотрела на робкое жёлтое солнце, опускающееся за крыши домов. Игнат держал на руках крохотный комочек с красной от высохшей крови мордочкой. Беспородный щенок уже не скулил, но всё ещё боялся спускаться на землю.
– Что будет, если нас поймают? – спросил Игнат.
– Не поймают, никогда не ловили, – ответил папа и закрыл багажник. – Считай это городской магией. Всё, что происходит – магия!
– Но ведь один раз
– Садись в машину. У тебя на сегодня парк развлечений, сосиски в тесте, пицца, сладкая вата и цирк, – отчеканил папа. – А потом вернёмся домой. И никаких больше дурных разговоров до поры до времени.
– Я больше не чувствую боли в горле. Почему так?
Почему-то именно сейчас, на морозном влажном воздухе, в ещё не растворившейся тишине ночи, Игнату захотелось задать все вопросы.
– Ты наелся плохими мыслями всех тех людей. Ещё какое-то время не будешь ничего чувствовать. А потом дурные слова появятся, сначала немного, потом больше и больше, пока не скопятся у тебя… вот там, под подбородком.
– И тогда вы снова заклеите мне рот и привезете сюда?
– Садись в машину, – занервничала мама. – Надо ехать, малыш… Думаешь, нам легко?
Папа раздавил ботинком окурок, сел за руль. Заурчал двигатель и из радио вновь полилось что-то из ретро.
«И оставляют их умирать на белом, холодном окне»
– Я же не дурак, мама, – сказала Игнат. – Я вспоминаю какие-то моменты, они приходят в снах. Полгода назад, да? И перед майскими праздниками в прошлом году. И ещё душным летом как-то выезжали. Я со скотчем на губах, а слова, вот тут, под кадыком, раздирают, просятся наружу. Я видел, что делают эти слова. Я чудовище?
Казалось, мама сейчас заплачет.
– Ты дурачок, – пробормотала она и погладила его щёку. – Надо было не находить тебя в капусте. Запомни главное, малыш, мы – семья, а в семье не бывает чудовищ, чтобы ни происходило.
Папа сказал, высунув голову из окна:
– Поехали!
Игнат больше не стал задавать вопросов. Он забрался на заднее сиденье и подумал, что первым делом отправится на американские горки, где будет очень страшно, страшнее чем в чужой квартире. Но от этого страха были совсем другие ощущения.
Интересно, а чёртово колесо работает по ночам?
(И почему родители всегда уезжают из города ночью?)
На коленях заёрзал щенок. Надо бы отмыть как следует нового друга. Он ведь теперь тоже член семьи.
2. Незваный гость
«Внимание. Указом Президента Российской Федерации №089 от 22 апреля 20.. года учреждаются т.н. разведотряды ближнего направления (сокрщ. – РБН). В их обязанности входит пешая разведка территорий вокруг крупных/очищенных городов, таких как: Санкт-Петербург, Псков, Нижний Новгород, западня часть Москвы, Тюмень, Ярославль, Великий Новгород.
Задачи РБН: выявлять и уничтожать «незваных гостей» на второй и третьей стадии. Фиксировать очищенные территории и закреплять районы, пригодные для жизни и развития. Налаживать связь
С «незваными гостями» первой стадии действовать согласно обстановке. По возможности – оставлять в живых и транспортировать в ближайшее концентрационное поселение.
Инструкции и составы РБН будут разосланы на участки в блоижайшие две недели.
Повторяю. Внимание. Указом Президента…»
Из радиосообщения Администрации Президента. Апрель 20… г.
Бельчонок проснулся, заскулил, тыкаясь влажным носом подмышку Игнату, и Игнат проснулся тоже.
С появлением щенка ночи стали беспокойные. Бельчонок ворочался, скулил, просил, чтобы его погладили или выпустили из комнаты – и Игнату приходилось выползать из теплой постели, успокаивать.
Мама сразу предупредила, что с щенками возни не меньше, чем с детьми. Мол, хочешь собаку, учись ответственности. Вот он и учился, через недосып и мальчишескую злость. Головой-то понимал, что сам ввязался в это дело, но эмоции сдержать не мог.
– Ну что опять? – подтащил Бельчонка к себе, потрепал между ушами.
Прошло уже три недели после того, как Бельчонок появился в их доме, а всё никак не привыкнуть. Щенок поскуливал жалостливо, будто ему приснился кошмар, несколько раз лизнул Игната в щеку шершавым языком.
А Игнату уже расхотелось спать. Он пялился то в потолок, то в стену, то разглядывал шевелящиеся занавески. За окном была ночь, прохладно и тихо.
Где-то за дверью скрипнули доски пола. В щель под дверью скользнул и тут же пропал размытый свет фонарика. Кто-то ходил по коридору, стараясь быть неслышимым. Возможно, это папа собирался к теплицам. Он обычно уходил до рассвета, а возвращался после обеда. Летом работа в теплицах занимала почти всё его время.
Иногда Игнат не видел папу по несколько дней. А когда всё же виделись, так хорошо и радостно было прижиматься к папиной небритой щеке, вдыхать запах пота и сигарет, слушать стук его сердца. Обычно немногословный папа мог рассказать какую-нибудь из своих длинных историй про старый мир, усадив Игната на табурет около себя. Игнат готов был слушать их часами – и запоминать. Это важно.
Например, ему очень нравилась история про самолёты, которые за час или два переносили человека из одного города в другой, из холодного севера к тёплому морю. Про море тоже рассказывал, кстати. О том, что Игнат в нём даже купался в два года. Ну, как купался… в те дни было холодно и дул ветер, море волновалось, тяжелые волны падали на берег, а густая серая пена шипела вокруг ног. Маленький Игнат, одетый в оранжевый жилетик с множеством застёжек и заклёпок, бегал по песку, ловил пену руками, а когда очередная волна шумно разбивалась неподалёку, радостно визжал и подпрыгивал от возбуждения. Доказательством было одно-единственное фото, что стояло на тумбочке у кровати в деревянной рамке. Остальные фотографии были «в цифре» (Игнат смутно догадывался, что это такое) и не сохранились.