Друзья до смерти
Шрифт:
— Да, — согласился Боденштайн. — Она действительно могла что-то видеть. Поедем вместе?
— Может, сначала я лучше поговорю с ним одна? — сказала Пия. — Чувствую, что он будет честнее в менее официальной беседе.
— Точно! — Бенке многозначительно ухмыльнулся. — Наверное, стоит встретиться на укромной аллее под покровом вечерней темноты.
Пия досчитала про себя до десяти и сдержала язвительный ответ.
— Позвоните ему, — Боденштайн пропустил слова Бенке мимо ушей. — Подождем, что расскажет нам мальчик. В любом случае сегодня вечером меня можно застать дома.
По дороге в кабинет Пия набрала номер Лукаса.
— Сегодня вечером я в Кенигштайне, иду на рок-концерт в Бурге, — возразил Лукас.
— Тогда приятного вечера, — сказала она. — Может, увидимся завтра?
— А что вы делаете сегодня вечером? — спросил Лукас, к изумлению Пии.
— Да, в общем, ничего. А что?
— Пойдемте вместе, — предложил Лукас. — В Бурге сегодня средневековый фестиваль. Будет круто.
Пия подумала, что рок-концерт в развалинах замка — совсем неплохо. Когда-то она ходила на рок-концерт. На Тину Тернер, которая пела на старом франкфуртском стадионе «Вальдштадион». Это было лет семь или восемь назад.
— Вы пока обдумайте, — сказал Лукас. — Я буду ждать вас у кассы в восемь. О’кей?
А почему бы, собственно, и нет?
— О’кей, — согласилась Пия. — Увидимся в восемь в Бурге.
Стоял теплый летний вечер, нежный воздух пах лесом и травами. Пия нашла парковочное место на Ольмюльвег и слилась с потоком молодежи, по узким улочкам устремившимся в старый город, к Бургу. Так странно оказалось, что ничего не изменилось, — кривые мощенные булыжником переулки, маленькие магазинчики, затерянные дворики и спрятавшиеся проходы между домами, которые выручали ее столько раз, когда, прогуливая уроки, надо было спрятаться от случайно идущего навстречу учителя. Когда-то давно Пия сбегала с уроков из католической школы для девочек около автобусной станции, а позже они с подружками после школы или во время свободных уроков любили гулять в парке замка Люксембургов, где тогда находился участковый суд, сидеть на скамейках, курить тайком и шептаться, хихикая, о мальчишках и первых влюбленностях. Трехдневный летний фестиваль в Бурге был большим событием, которое будоражило молодежь всех кенигштайнских гимназий. И в этом приподнятом состоянии каждый день тут возникали и рушились дружеские привязанности и влюбленности. Пия подняла голову и посмотрела вверх на мощный, четко выделяющийся на фоне золотого закатного неба силуэт руин Бурга. После школы она перестала бывать в Кенигштайне, ее жизнь сосредоточилась в других местах, и она почти не вспоминала школьные годы.
Люди толпились в радостном ожидании концерта перед кассами прямо у ворот в Бург. Лукас в черной футболке и узких линялых джинсах, а вовсе не в мешковатых штанах, которые предпочитали многие из его сверстников, стоял, прислонясь к стене, скрестив на груди руки и отбросив назад волосы, и выглядывал ее в толпе. Пия улыбнулась, подумав, сколько бы отдала двадцать пять лет назад за то, чтобы поболтать с таким парнем. Увидев ее, он поднял руку. Вскоре она уже стояла рядом с ним, немного запыхавшись от крутого подъема.
— Привет, а вот и вы! — Он разглядывал ее со знакомой улыбкой, и ему определенно нравилось то, что он видел. — Вы круто выглядите.
— Спасибо.
Пия улыбнулась удивленно и несколько смущенно. Они прошли к кассам, а потом
— Что это написано у тебя на футболке? — Пия прочла надпись и ухмыльнулась. — «Обольститель» — надо же!
— Это название стихотворения Гессе, — серьезно объяснил Лукас. — «Сальтацио Мортис» — группа, которая играет сегодня вечером, — положила на музыку его стихи. С другой стороны последняя строфа.
Он повернулся и показал свою спину, где действительно на футболке было написано окончание стихотворения.
— «Тот поцелуй, которого я жаждал, / И ночь, в предчувствии которой я сгорал, / Теперь мои… И сломан тот цветок», — прочла Пия. — Звучит довольно грустно.
— Так действительно иногда бывает? — сказал Лукас. — Что-то, к чему стремишься и чего давно ждешь, на самом деле оказывается не таким, как представлял?
— О да, — согласилась Пия. — Реальность по большей части разочаровывает.
— Не только в этом дело. — Лукас заговорил вдруг со страстью, почти с болью. — Когда чего-то добиваешься, предвкушаешь, это в сто раз прекраснее действительности. Когда цель достигнута, то ясно, что она совсем не так ценна, как стремление к ней. Остается только… пустота.
— Да ты настоящий философ, — улыбнулась Пия.
Лукас стоял совсем близко к ней и был мрачен.
— «Сгорая, я бежал от наслажденья, — произнес он, глядя Пии прямо в глаза, — в мой сон, тоску, туда, где я один. Я проклят, обладанье губит счастье, и, воплощаясь в жизнь, мечта лишь умирает».
— Какое обладание ты имеешь в виду? — спросила Пия. — Обладание чем-то материальным или любовь?
Лукас удивленно поднял брови и неуловимо улыбнулся.
— Обладание материальным не делает счастливым, — возразил он. — Я это вижу с тех пор, как научился думать. Мои родители и родители моих друзей в большинстве своем могут себе позволить все, что можно купить за деньги, но, несмотря на это, они несчастливы.
— Никто не может быть счастливым всегда, — сказала Пия. — Это было бы невыносимым.
Они медленно шли к стене разрушенного замка, людской поток обтекал и обгонял их. Пия оперлась руками на крошащуюся стену и посмотрела вниз на Кенигштайн, розовый в лучах заходящего солнца. Ласточки носились в солнечных лучах, охотясь в теплом воздухе за насекомыми, то и дело внезапно срываясь в пикирующий полет. Музыканты первой выступающей группы настраивали инструменты и аппаратуру, толпа восторженно ревела, но толстые стены приглушали шум.
— Я думаю, самая большая ошибка, которую можно сделать, это ждать слишком многого, — сказала она. — Большие ожидания ведут к очень большим разочарованиям.
— Но это же пошлость, — возразил Лукас. — Я предвкушаю многое, я хочу пережить все, а не только чуточку! И я хочу… сам определять игру.
Пара шедших мимо молодых людей засмеялись и что-то крикнули ему, здороваясь.
— Я задерживаю тебя. — Пия вдруг поняла, что они слишком отклонились от главной цели их встречи.
— Нет, нет, все хорошо, — запротестовал Лукас. — Вы не задерживаете меня, наоборот. Я думаю, что очень здорово вот так с вами поговорить. Последним, с кем я мог так разговаривать, был Улли. — Тень пробежала по его лицу, он тяжело вздохнул. — Все изменилось с тех пор, как его не стало. Без него кафе «Грюнцойг» превратится еще в одно бистро, каких тысячи. — Он взглянул на нее и расправил плечи. — Но вы хотели меня о чем-то спросить?