Друзья, любовники, враги
Шрифт:
— Нет, — ответила она, не понимая, какого черта…
— Что значит ваше «нет»? Ни разу или пять раз?
Она испытала что-то вроде чувства превосходства над ним.
— Вы единственный, кто видит в этом проблему, — сказала она и сделала паузу, ожидая чего-то большего, хотя и сама не знала, чего именно.
— Я тоже нет, — сказал он и, помолчав, спросил:
— Так ни разу и не были?
— Может быть, однажды, — ответила она и увидела, как на его лице дрогнул какой-то мускул.
— Может быть? Вы хотите сказать, что не уверены? — засмеялся он, и для нее этот смех прозвучал как аплодисменты.
— Ну, если количество
Несмотря на вопросительную интонацию, ее глаза говорили, что эта тема закрыта.
— Кажется, кровь больше не идет, — сказала она, осмотрев колено.
Он подал ей руку. Еще один убийца, отметила она про себя, судя по его изящной и сильной кисти. Однако оперлась о его руку, чтобы подняться.
— Хорошо еще, что не расквасили нос, — улыбнулся он.
— Да, конечно.
Он помолчал секунду, прежде чем спросил:
— Хотите кофе?
Он сказал «кофе». Американец бы сказал «кофейку». В самом предложении уже содержался определенный намек. Так что из того? Однако раненая часть ее души вдруг проснулась. Значит, кофе. Это открывало возможность интерпретации. Предложение заключало в себе некие планы, которые, впрочем, не простирались дальше определенных границ. Скажем, в Нью-Йорке мужчина может пригласить на обед любую женщину, и в этом отсутствует всякий подвох. Другое дело — выпить. Это что-то вроде предварительного просмотра товара. Возможно, то, что означает «выпить» в Америке, во Франции называется «кофе». Да здравствует всемирный рынок симпатий.
— Обожаю кофе, — сказала она, удивляясь собственной смелости. Позволить снять себя в чужой стране! У нее, однако, железные нервы. Впрочем, из всех мужчин, которые попадались ей после Карла, у этого был самый надежный вид и с ним действительно хотелось поболтать. По крайней мере, он не производил впечатление человека, находящегося под судом или занимающегося подпольной торговлей плутонием и тяжелой водой. Оставалось надеяться, что его работа состоит не в том, чтобы закладывать бомбы в офисы авиакомпаний. Она протянула ему руку.
— Меня зовут Саша Белль.
— А меня — Гидеон Аткинсон, — ответил он, принимая рукопожатие.
Они не были персонажами в фильме «Трюффо», а потому эпизод с «чашечкой кофе» вовсе не обязан был напоминать сцену неразделенной любви в Тулузе или трогательного единения в Гренобле. Однако целиком полагаться на свои чувства Саша тоже не могла, поскольку знала за собой, что становится простодушной, когда нужно выглядеть загадочной, или оказывается слишком практичной, когда следует отдаться романтическим мечтам. Во-первых, мужчина, который все еще держал ее за руку, был ей совершенно незнаком. Спору нет, он был обаятелен и привлекателен, но менее незнакомым от этого не становился. Во-вторых, она была, пожалуй, единственным человеком, который, посмотрев «Последнее танго в Париже», был искренне убежден, что единственная идея фильма — напряженный квартирный вопрос. Таким образом, сам факт того, что некто, отрекомендовавшийся Гидеоном Аткинсоном, тащит ее в скромное кафе рядом с Национальным музеем, не казался ей менее настораживающим, даже если бы у нее хватило ума предположить, что затеваемое мероприятие отнюдь не шампанское с Пабло Нерудой перед церемонией вручения Нобелевской премии.
Перед длинной
— Не заказать ли нам горячего молока к нашему кофе? — спросил он, глядя на нее поверх очков.
«Не заказать ли нам», «наш кофе» — что это он? Даже задавая себе подобные вопросы, она чувствовала, что теряет голову. Что если он вовсе не рассматривает эту встречу в качестве оценочного просмотра?
— Да, — ответила она, наблюдая, как он шепчется с официантом.
Вот, снял очки. Словно указкой, проводит дужкой очков по меню. Надел очки. Говорит что-то, кивая в сторону бара. Принимает и отклоняет предложения официанта. Можно подумать, дело происходит в шикарном ресторане.
Затем следует бурная деятельность официанта. На столе появляются тарелки и чашки. Салфетка опускается точно ей на колени. На столик ставят вазу с булочками и бутербродами, стакан густого апельсинового сока, розетку с джемом, появляется молочник с горячим молоком, пара яиц вкрутую.
— Если вы хотите что-то еще, скажите, — проговорил он, глядя на нее так, словно хотел обнять взглядом.
— Нет-нет, спасибо, этого слишком много, — ответила она, размышляя о том, что если «кофе» для него означает «завтрак», то не означает ли «завтрак» в таком случае «пожизненное заключение».
— Хорошо поесть с утра — первое дело для атлета, — серьезно сказал он.
Бросив в кофе кусочек сахара, она почувствовала, что краснеет. Дело в том, что она никогда не пила кофе с сахаром.
— Итак, вернемся к моему падению? — спросила она, стараясь придать голосу шутливый тон.
— Вообще-то упали вы вполне грамотно, — начал он, попивая кофе. — Однако главное для женщины в такой ситуации это знать, как закричать при этом. Вы согласны?
Нет в жизни гармонии. Кажется, она имела несчастье напасть на субъекта, который не вполне нормален. Не то чтобы она была экспертом по этой части, но его слова ошеломили ее. А может, он дурачится? Или из этих пещерных европейцев, которые до того аристократичны, что похожи на животных?.. Между тем он по-прежнему казался ей необыкновенно привлекательным и вроде бы не угрожал ее жизни и здоровью.
— Нет ли у нас проблем с языком, — сказала она с очаровательной улыбкой, — я что-то не поняла вопроса.
— Женщина, которая умеет кричать, очень соблазнительна, — обстоятельно объяснил он, — потому что воздействует на все защитные мужские инстинкты. Это может выглядеть очень сексуально.
Она решила продолжать игру.
— Чем же по-вашему отличается умелый крик от неумелого?
Кто знает, может быть, она даже почерпнет для себя что-нибудь полезное.