Друзья, любовники, враги
Шрифт:
Впрочем, выбирая людей для операции, Рафи смотрел не только на их профессиональные качества. Первым условием была личная преданность людей Гидеону. Все они были связаны долголетней дружбой, вместе начинали, и уже тогда Гидеон был их лидером. Шестым чувством Рафи понимал, что сейчас Гидеону требуется поддержка именно таких людей, способных понять страдания и боль, которые тот переживал.
— Как насчет того, чтобы поставить экран и запустить слайды, как только Гидеон войдет? — предложил Рафи.
— Кажется, он еще под душем, — сказал Иорам, вставая и принимаясь собирать треногу.
— Еще бы, —
— Зато впечатлил девушку, — сказал Яков.
— Сколько километров за утро?
— Около двух. Она старалась не отстать.
— Это Гидеон старался не отстать, — сказал Рафи. — Впрочем, сможем это выяснить, когда посмотрим слайды. Что, Иорам, проектор готов?
— Почти, — ответил тот, расставляя слайды в определенной последовательности. — Начну с девушки, чтобы угодить Гидеону.
В этот момент дверь открылась, и тот, кого они ждали, вошел в комнату.
То, что Гидеон все еще не в форме, было принято во внимание с самого начала. Однако предполагалось, что он не позволит своему личному горю помешать работе. Так и получилось. Он выглядел собранным и сосредоточенным, вежливо кивая в ответ на слова друзей, которые стремились поддержать его и ободрить. Он держал себя с присущим ему достоинством и грацией, как бы давая понять, что вполне адекватно воспринимает ситуацию и способен оправдать все ожидания. Он вполне контролировал себя, и только, когда Яков неосторожно упомянул о том, как Ави катался на его велосипеде в окрестностях Герцалии, Гидеон побледнел и ухватился рукой за спинку стула. Однако он быстро справился с собой и через несколько мгновений был готов продолжать разговор, как будто ничего не произошло.
— Ну и что же Рафи успел вам рассказать? — обратился он ко всем сразу.
— Ничего, — вмешался Рафи. — Я хочу, чтобы ты сам рассказал все с самого начала. У нас есть слайды. Можно поставить их сейчас или после твоего рассказа — как пожелаешь…
— Давайте посмотрим слайды чуть позже, — начал он, стараясь придать своему голосу прежний спокойный тон. — Слишком многое нужно обсудить, и я не хочу никаких помех. Актерские работы мы еще успеем посмотреть.
Он отбросил со лба влажные волосы. Его рубашка была распахнута на груди и небрежно заправлена в джинсы. К тому же еще мокасины на босу ногу. Когда он поднял взгляд, то с испугом увидел, что в глазах друзей отражается его собственное горе. Его несчастье глубоко вошло в остальных. Но не это поразило его. В их кругу плохие новости забывались быстро. Особенно те, что нанесли эмоциональную травму. Каждый знал о других как о самом себе все, самые незначительные подробности жизни, в том числе и семейной. Никто, тем более Гидеон, никогда не допускал до того, чтобы личная травма превратилась во что-то такое, что было бы трудно не только изжить, но даже как-то осмыслить. Именно по этой причине не просто было удержаться от соблазна повернуть разговор о происшедшем в Риме в философское русло, что нет, мол, худа без добра и несчастье лишь знак того, что все прошлые семейные проблемы канули в Лету, и перед Гидеоном открываются новые возможности, чтобы начать жизнь сначала.
— Это могло случиться где угодно, — пробормотал Бен.
— К этом все и шло, — добавил
— Значит, на роду написано, — присоединился Яков.
Гидеон собрал все силы, чтобы сохранить ледяное спокойствие. Чтобы проглотить все свои горькие возражения…
Тем из вас, кто разглагольствует о судьбе, мысленно ответил он Бену, не мешало бы понять, что судьба тут ни при чем, черт ее побери. Он пытался вытолкнуть комок, забивший горло. Смерть написана на роду только в тех случаях, когда выбираешь дорогу, по которой навстречу несется пьяный водитель. Или когда для отпуска выбираешь город, где случится землетрясение. Или когда берешь с полки супермаркета банку консервов, зараженную бутулизмом… Однако судьбой и не пахло в тот день, когда мои жена и сын шли по Виа Венето в поисках карты города. Об этом даже нечего спорить, — мысли тяжело бились в его голове, — по той простой причине, что в моих силах было предотвратить это несчастье, которое произошло лишь по моим собственным недомыслию, небрежности или неинформированности…
Его руки спокойно лежали на столе, а когда он наконец заговорил, то его голос был ровным и невозмутимым.
— Когда Рафи попросил меня попытаться найти кого-то, кто сможет рассказать нам все, что нам нужно знать о Карами, начиная от особенностей его агентуры и кончая его детскими заболеваниями, я подумал, что это невозможно. — Тут он сделал паузу. — За одним исключением. Если нам удастся убедить помочь в этом самого Карами.
Гидеон удивлялся тому, что он столько раз произносит это имя и не теряет рассудка.
— Но когда я поразмыслил об этом еще немного, — продолжал он, — я понял, что все-таки есть один человек, который в состоянии дать нам такую информацию. — Тут Гидеон взглянул на кончик карандаша. — Этот человек его кофейщик. Самый преданный человек из всей прислуги Карами. У него есть брат, который живет на вилле Бет Форик… Это на оккупированных территориях.
— А это значит, что ему нужны израильские документы — удостоверение личности, разрешение на работу и налоговая справка, — подхватил Рафи.
Остальные закивали головами. В их глазах засветилось восхищение. А чем, собственно, восхищаться, недоумевал Гидеон, хорошо отрегулированной машиной, хорошо смазанным роботом?
— Для тех, кто забыл. Бет Форик — очаровательная маленькая ферма около Наблуса. Сколько угодно оливковых деревьев, булыжников и никаких проблем, — сказал Рафи и, повернувшись к Гидеону, попросил:
— Пожалуйста, продолжай о кофейщике.
— Процесс приготовления кофе в арабском мире — символ покоя и умиротворения, — начал Гидеон. — Даже если нет уверенности в том, что за последним глотком не последует конец света.
— Ближе к делу, — попросил Рафи.
— Кофейщик — единственный человек в доме, кто точно знает о том, кто приходит и кто уходит. Он тот, кому известно, когда наш палестинец пьет кофе, какой сорт ликера предпочитает, какие сигареты курит; пьет ли кофе в столовой с советниками или с женой в постели… Он тот, кто знает, где Карами держит ружье, потому что он тот, кто его чистит и смазывает. Он также знает, сколько раз в день Карами молится и кладет ли рядом оружие, когда обращается к аллаху… Сколько дверей в доме, сколько окон. Он знает телефонные номера и то, как часто они меняются…