Друзья, любовники, враги
Шрифт:
Когда-то давно для того, чтобы подавить нежелательные эмоции, он пробовал отвлечься, вспоминая составы футбольных команд или мысленно считая ступени на лестнице. Сейчас он только пожал плечами, с болью подумав о том, что вообще не имеет права на подобные мысли. Он вышел и ополоснул лицо холодной водой. Потом надел свежую рубашку. Все чаще и чаще он вспоминал о том, что даже в свои восемьдесят лет его отец нуждался в женщине, для которой можно было бы жить и ради которой можно было умереть, — как получится. Даже перед самой смертью
Однако, что касается Гидеона, то все его сходство с отцом закончилось в тот момент, когда естественный порядок жизни и смерти оказался нарушенным. Теперь у него не было никаких оснований, чтобы позволить себе роскошь существовать вне боли и потерь. Он бы просто сгорел со стыда. Теперь его заботой должен быть Карами и еще этот — Али Калил. Конечно, мысли о них не столь волнующи и не столь неожиданны. Зато вполне управляемы. И только об этом он имел право думать. Если у него вообще был какой-нибудь выбор. Если только он мог выбирать, какие чувства испытывать к Саше, а какие нет.
Рафи ждала его в коридоре.
— Ну как ужин?
— Выше всяких ожиданий.
— Не слишком ли суетился метрдотель?
— Услужлив, но в меру.
— Можешь поблагодарить за это посла.
— Ты можешь сделать это за меня.
— Ты произвел на нее впечатление?
— А что, может, у тебя насчет нее свои планы?
Рафи пожал плечами.
— Мне не по чину, — сказал он. — Тебе — да.
— Постараюсь оправдать доверие.
— Наш гость заждался, — напомнил Рафи.
Черт бы его побрал, пусть подождет. Пусть весь мир ждет. Его мысли были заняты кое-чем поважнее.
— Хорошо, — сказал Гидеон, разглядывая листки, которые держал в руке.
Эта часть программы, по крайней мере, не так замысловата.
Комната наполнилась затхлым запахом пота и табака. К счастью, кофейщик страдал не от боли в ноге. После анестезии он был несколько дезориентирован, что было как нельзя кстати его похитителям. Рана от пули выглядела вполне сносно, без признаков воспаления.
— Почему бы не назначить антибиотики — на всякий случай, — любезно предложил Рафи.
Мужчина был долговяз и худощав. Неухоженные волосы и диковатые глаза. Плоские щеки и тонкие губы. Никакой округлости и гладкости, которой отличался его брат. Он не выглядел особенно умным или эмоциональным. Впрочем, это и не удивительно, если принять во внимание его работу. Куда нужнее в его деле услужливость и слепая преданность. Из прочих качеств достаточно риторических способностей попугая. Умение рифмовать и рассуждать — разве что как исключение.
Расхаживая взад и вперед мимо глухо занавешенных окон, Гидеон рассматривал Калила. Потом присел за письменный стол и, как бы между прочим, стал просматривать какие-то бумаги. Можно было начинать беседу.
Вначале Калил был вполне готов к
Молчит и никак не реагирует, подумал Гидеон, не только потому что малограмотен, но и от страха. Может быть, следовало бы объяснить ему, что окна занавешены наглухо для его же собственной безопасности. Гидеон читал по глазам кофейщика, что для него гораздо важнее выяснить, где он сам сейчас находится и как случилось, что его ранили.
Еще полчаса назад принесли поднос с кофе и сладкими пирожками и предложили ему подкрепиться. Естественно, он все еще в Иордании, а точнее в Аммане, в гостях у маленького напыщенного короля. О нет, конечно, неофициально. А разве война бывает официальной, даже если о ней объявлено? Однако палестинский вопрос, по-видимому, не только вопрос о земле. Куда важнее, что кое-кто заинтересовался жизнью Тамира Карами. А также его смертью.
Кофейщик вздохнул, допил кофе и попросил немного воды. Однако Рафи не спешил удовлетворять его просьбу.
— У нас одни и те же корни, — сказал он, — одна земля, одни и те же проблемы и конфликты. Какой народ «избранный» и кто вообще определяет, кому жить, а кому выживать? — Он указал на сидящего за столом Гидеона. — Вот он может объяснить тебе все: кто выстрелил в тебя, как ты попал сюда. — Наклонившись к кофейщику, Рафи конфиденциально добавил:
— Он англичанин и совершает разные добрые поступки. Он может помочь тебе разобраться во всем.
— Станет англичанин беспокоиться, — с горечью сказал кофейщик.
— Где это написано, что добрые дела творят только те, кто побывал в Мекке? — Рафи покачал головой. — Ты вот, к примеру, коммунист.
— Марксист, — поправил кофейщик.
— Ах да, конечно, марксист. Ты изучал теорию, когда сидел в сионистской тюрьме, а книжками тебя снабжал Красный Крест. — Рафи снова покачал головой. — Сумасшедший мир!
Гидеон поднялся и налил для Али стакан воды. Он поставил свой стул так, чтобы видеть глаза кофейщика.
— Так это ты принес бомбу в офис авиакомпании? Или ты сидел за рулем?
Кофейщик побелел от страха.
— Я?.. Меня там не было!
Не обратив внимания на это восклицание, Гидеон полистал свои бумаги.
— Итак, — продолжал он, — два палестинца с ливийскими паспортами, один из них с портфелем из свиной кожи. — Он поднял глаза и внимательно посмотрел на перепуганного кофейщика. — Двадцать два килограмма динамита, несколько граммов детонатора, провода, дешевые часы и — ба-бах!..