Дрянная девчонка
Шрифт:
– Это еще зачем? – насторожился оперативник.
– А затем, что Наташка меня первая толкнула, когда я полезла под столик, – продолжала я сочинять.
– Хорошо, – пробормотал Максимович.
Второй полицейский направил на меня камеру.
– Где в этот момент стояла гражданка Сальникова? – задал следователь следующий вопрос.
– Здесь, – показала я рядом с собой.
Пока он что-то записывал, я оглядела пол. Ничего, что могло бы указывать на присутствие в тот день мужчины. Но должно что-то быть. Тем более, судя по всему, как Наташка вошла, они сразу
– Вставай! – слегка потянул руку вверх оперативник.
Я повернула голову и обомлела. Под диваном, ближе к ножке, валялся презерватив. Я даже тряхнула головой и снова открыла глаза. Точно! Завязанный на узелок, он был заброшен с таким расчетом, чтобы не сразу бросился в глаза. Я, конечно, не чистюля и всегда убиралась спустя рукава, оставляя самую грязь на очередь Наташки, но веником мне махать не претило. Это ведь не мокрой тряпкой грязь развозить. Причем подметала я старательно и хорошо помнила, что в этом месте ничего не было. Поднимаясь на ноги, я украдкой посмотрела на оперативника с видеокамерой. Он продолжал меня снимать. Едва я открыла рот, чтобы сделать заявление, как вдруг увидела серебряный клык на цепочке. Он лежал в деревянной вазочке для ниток. Это был талисман Шмеля.
«Он снял этот клык на время постельных ласк! – догадалась я, с трудом сдерживая внутри себя рвущийся наружу возглас радости. – Ведь мешает!»
Следующим моим открытием был блокнот. Он лежал на стуле. Видимо, выпал из кармана брюк, которые сняли со спинки. Такого точно у Наташки не было. Более того, было заметно, им пользуется человек, у которого руки часто перепачканы в масле. Обложка из картона была в грязных пятнах. Я уже не сомневалась в том, что он принадлежит Шмелю, который с утра до вечера возится с машинами. И как я их сразу не увидела? Все становилось на свои места. Имея подозреваемую, скрывшуюся с места преступления, полицейские эксперты не очень щепетильно отнеслись к осмотру квартиры. Скорее всего, они подумали, что эти вещи здесь давно.
– Гражданка Никитина, прошу дать показания о том, как развивались события в этой комнате. – Максимович подозвал к себе полицейского с резиновой куклой, от одного вида которой мне снова стало не по себе.
Тем временем приглашенная в качестве понятой женщина что-то стала шептать на ухо своему дружку. Оперативник с камерой, продолжая снимать меня, посмотрел одним глазом на часы. Все торопились…
Я повернула голову в объектив камеры и, громко и четко проговаривая каждое слово, заговорила:
– Я отказываюсь от всего, что сказала здесь и написала в чистосердечном признании! Более того, заявляю, что оговорила себя с целью оказаться на месте преступления…
– Никитина! – предостерег Максимович с тревогой в голосе.
Но было поздно. Более того, в меня будто бы вселился другой человек. Уверенный, хладнокровный и рассудительный, он продолжал вещать, подобно диктору из программы «Новости»:
– Обратите внимание, я настаивала на том, чтобы следователь Максимович проверил мою версию о присутствии в день убийства моей подруги в этой квартире еще одного человека…
– Ты чего несешь?! –
– Да-да! – Я развернулась к понятым: – И вас прошу обратить внимание на вопиющее безобразие! Если вы потом не подтвердите того, что я здесь говорю, то ответите по всей строгости закона!
На лице мужчины появилась растерянность, а женщина испуганно округлила глаза.
– А вы что думали? – торжественно проговорила я и перешла к самому главному: – Под диваном презерватив, которого здесь в день убийства не было. Более того, он использован! Так что можно провести генетическую экспертизу, и она подтвердит мою версию!
– Ну и что? – спросил побагровевший от негодования Максимович.
– На стуле лежит записная книжка! – Я рванула за собой оперативника и подошла к столику. – Вот!.. И самое главное, я даже могу предположить, что амулет, который сейчас лежит в вазочке для украшений, принадлежит дружку брата моей подруги!
Спустя час я сидела в кабинете следователя, который говорил кому-то в трубку:
– …В связи с вновь открывшимися в ходе следственного эксперимента обстоятельствами прошу изменить сроки расследования…
Глава 32
Неприветливая свобода
Итогом проживания моих неполных девятнадцати лет стало, кроме всего прочего, приобретенное мною убеждение, что посадить человека за решетку гораздо легче, чем выпустить. За воротами следственного изолятора я оказалась лишь на следующий день, вернее сказать, вечер, после допроса уже в прокуратуре и последовавшего вслед за этим суда. На него меня вызвали по итогам заявления. Хорошо, хоть со следственного эксперимента в камеру я больше не вернулась. Меня перевели в «одиночку», и я проспала целые сутки. Сказалось перенапряжение всей этой недели и разрешение вопроса. Я чувствовала себя человеком, который разгрузил вагон камней. Давало о себе знать и мытье полов, вернее, имитация этого действа. Надо сказать, что я и так не любила этого дела, а теперь и вовсе возненавидела.
– Ну что, Марта Александровна, – тожественно произнес грузный мужчина, оказавшийся в одном кабинете с Максимовичем, – примите наши извинения!
На его погонах были три большие звездочки.
– Нужны они мне больно! – выкрикнула я, больше от того, что мне льстило, как они теперь передо мной пресмыкаются.
– Зачем вы так? – волновался Максимович, перекладывая с одного места на другое лежавшие на столе документы. – Полковник Кривоносов специально пришел… – И добавил вмиг ставшим тусклым голосом: – Вы имеете полное право подать соответствующую жалобу.
– Ничего я подавать не собираюсь, – успокоила я его. – Лучше скажите, вы нашли настоящего убийцу?
– Благодаря вам он уже в камере и дал признательные показания, – ответил мне полковник. – Причиной его поступка стала банковская карта, которая оказалась у Сальниковой. Он решил завладеть ею и убил вашу подругу.
– Вот видите! Еще чуть-чуть, и я бы поехала за седой Урал! – Я специально вкрутила про Урал. Мне казалось, что это определение, подслушанное в камере, придает мне взрослости.