Дрянная девчонка
Шрифт:
– Проходи, Марта! – разрешила Тишкина и показала рукой на второй ярус.
Я забросила матрац на шконку и стала расправлять.
– Кто дело ведет? – спросил кто-то.
– Максимович, – ответила я.
– У-у-у! – посочувствовал кто-то.
Цепляясь ногтями, морщась и кряхтя, я с грехом пополам расправила матрац и забралась на свое место. Пока все было более-менее сносно. Меня не били, не морили голодом и не обливали водой. Вполне себе нормальное отношение. Только вот даже такого мне не
– Хахаля небось своего приголубила чем, а он спекся? – спросила неожиданно Тишкина.
– Нет, подругу.
– Из-за хахаля, – продолжала она перебирать варианты.
– Нет, не из-за хахаля, а из-за… – Неожиданно я осеклась. А ведь, выходит, права Тишкина. Если бы я убила Наташку, то из-за Антона, а это на тюремном жаргоне и есть «хахаль».
– Я не убивала, просто мы подрались, – сказала я.
– Серьезная девка, – со знанием дела проговорила Тишкина. – Если подралась и есть труп, то это уже точно убийство…
– Нет! Она не умерла, когда я была там…
– Так ведь сразу редко кто умирает, некоторые неделями живут. – Тишкина показала взглядом в дальний угол камеры и стала объяснять: – Вон, Валька, отмудохала своего сожителя и дальше пить стала. А он в реанимации еще две недели валялся. Следак все ждал, что будет. Как помер, ей сразу статью о нанесении тяжких поменяли на убийство…
– Так не только Валька, – с возмущением сказала женщина, которая лежала подо мной на первом ярусе. – У меня та же петрушка.
Я свесила голову вниз. Эта была женщина лет тридцати со смуглым, как у цыганки, лицом.
– Вас как зовут?
– Ира…
– И что тебе светит, Ира? – поинтересовалась я лишь с одной целью: понять, какой срок мне грозит в случае, если не отверчусь.
– Немного, – ответила Ира. – У меня не преднамеренное, а в целях самообороны…
– Хороша самооборона, – хохотнули от стены. – Мужик третий раз за ночь полез, а она решила, что чересчур, и двинула его пепельницей…
– Хороша любовь по принуждению! – возмутилась Ира.
– Тебя что, насиловали? – спросила я.
Она отвернулась. Понятно, не хочет говорить. Плохо дело. Меня волновал мой вопрос, и я не могла держать его внутри – не терпелось выпустить его наружу, чтобы опытные в таких делах бабы дали мудрый совет. Только вот пока никто не дает повода, чтобы с подробностями рассказать о своей проблеме, а сама я не решалась.
– Ты давно ела? – поинтересовалась Тишкина.
Настроенная как минимум на оскорбления, я подумала что ослышалась.
– Ты что, глухая?
– Нет, а чай хочу, – ответила я и спустилась вниз.
–
Сидевшая напротив женщина протянула мне пакетик чаю.
Мне казалось, что мой рассказ растянется не на один час, а получилось совсем ничего. Я даже удивилась, как события почти трех месяцев уместились в короткое, если выложить на странице, изложение.
– Да, – протянула Тишкина. – Угораздило же тебя!
– А может, что недоговариваешь? – осторожно поинтересовалась ее подруга.
– Не похоже, что врет, – заключила Тишкина. – У нее опыта нет меня обмануть…
– Как думаешь, разбираться долго будут? – спросила я.
– Трудно сказать, – медленно проговорила Тишкина. – Если хочешь знать мое мнение, то сидеть придется.
От этих слов я едва не лишилась рассудка. Еще ни разу в жизни на меня не произвели такого впечатления одной фразой. Ведь это не следователь сказал, не полицейский сержант, у которого больше обязанность пугать, а умудренная опытом сиделица. Сама слышала, как она похвасталась, что третий раз заехала. Причем, судя по всему, тоже по «тяжелой» статье.
– Я не убивала! – словно мантру, повторила я несколько раз.
– Какая разница, убивала или нет? – заговорила толстячка. – Кто-то должен ответить, вот тебя и назначат…
– И сколько дадут? – спросила я отрешенно.
– Лет двенадцать точно получишь, – покачала головой Тишкина.
Путем сложения я получила цифру тридцать, прибавила еще пять, с учетом питания, отсутствия кремов и тяжелого физического труда, и попыталась представить, какой стану.
– Нет! Я убегу или убью себя! – заверила я сама себя и всех, кто был в камере.
– Ты, девка, такими обещаниями здесь не бросайся, – предостерегла Тишкина. – Проблем в моей хате не надо. А то еще твой труп на нас повесят. Здесь в самоубийство верят с неохотой…
– А у тебя адвокат есть? – неожиданно спросила худенькая, словно тень, женщина.
– Я отказалась.
– Чего так? – удивилась Тишкина.
– А зачем он мне нужен, если я не убивала?
– Глупая ты! Исправлять этот пробел срочно надо. Есть на воле кто?
– В смысле?
– Ну, мама, папа, муж…
– Родители далеко, а мужа нет.
– Плохо дело, – заключила Тишкина.
– Почему?
– Бесплатный адвокат тут только для профуры. Никакого с них толку нет.
– У меня есть человек, который может заплатить! – вспомнила я и тут же добавила: – Даже не один.
– Они знают, где ты?
– В том-то и дело, что нет, – расстроилась я.
Тишкина оживилась:
– Так позвони!
– Как? – развела я руками. – У меня ведь телефон забрали.
– Деньги есть?
– Были, тоже забрали…