Дрянной декан

Райот Людмила

Не деву отпускал.

(песня Офелии, "Гамлет", У. Шекспир)

Я не стала стучать, просто ввалилась в спальню декана без разрешения - благо, дверь была не заперта. Что-то более поразительное, чем то, что мне пришлось увидеть в туалете, я там вряд ли застану... хотя и здесь не обошлось без сюрпризов.

Верхний свет был притушен, горела лишь пара светильников, вделанных в стену. Верстовский стоял и смотрел в окно. Так и думала,

что он еще не спит - после такой эмоциональной встряски сразу не уснешь - но никак не ожидала, что он будет голым...

Ну ладно, не совсем голым, а только наполовину: декан снял рубашку, которая теперь небрежно валялась на кровати, и созерцал свой заросший сад (или свое отражение в стекле). Он обернулся, услышав позади посторонний звук. В руке у него был бокал, таинственно поблескивающий золотым содержимым.

– Марго?..
– брови преподавателя взлетели до небес, а голос дрогнул, но он быстро взял себя в руки и принял строгий вид.
– Это моя спальня, а не Романа.

Я ничего не ответила, просто молча провернула ручку замка, запирая дверь, и обессиленно прислонилась к ней спиной.

– Или вы пришли, чтобы убить меня... бутылкой из-под шампанского?
– декан отпил из бокала и криво усмехнулся. Его темная челка, которой предписывалось лежать, красиво уложенной назад, растрепалась и упала ему на глаза, придавая мужчине какой-то разбитной, хулиганский вид.

Надеюсь, он не успел сильно напиться. Не знаю, что у него там, виски или коньяк, но уж точно не "Буратино". А с нетрезвым Вениамином Эдуардовичем мне еще не приходилось встречаться, и бог его знает, как он отреагирует на мою сумасбродную выходку... На ВСЕ мои выходки за сегодняшний вечер.

– Так чего вам надо?
– повторил он.
– Будете пытать меня ледяным молчанием?

Все также молча я подошла к окну и задернула шторы, передвинув сначала одну тяжелую портьеру из жаккарда, потом другую. Для этого пришлось приблизиться к отцу Ромки. Мне было страшно, ОЧЕНЬ страшно, но раз уж решила идти до конца, нужно действовать... Мои колени подрагивали, а внутри все тряслось, скручивалось, переворачивалось. Я не могла поднять глаз от стыда, и вообще смотрела куда угодно, кроме Верстовского.

Декан и сам не захотел стоять со мною рядом - стоило мне приблизиться, и он отошел от окна подальше. А после и вовсе присел на кровать, уже не скрывая оторопи при виде моих действий.

Покончив со шторами, я медленно обернулась и подошла к нему. Поставила одну из ног на матрас рядом с ним и перевернула бутылку горлышком вниз над своей коленкой. Каблук наполовину погрузился в мягкую постель, по обнаженной голени заструилось шампанское, пятная синее атласное покрывало и заливаясь мне в туфлю.

– Хорошо, я согласна. Целуйте!

Верстовский сглотнул, неотрывно глядя на бесстыдно выставленную ляжку.

– И как это понимать?
– через несколько долгих, превратившихся в вечность, секунд спросил он.

Мои щеки медленно покрывала краска.

Шампанское закончилось, на полу образовалась целая лужа, а декан даже и не думал валяться у моих ног. То есть, конечно, думал - по глазам его видела - но сдерживался изо всех сил.

Неужели, не дожала?.. Изначально я планировала сделать это немного иначе - поставить туфлю не на кровать, а прямо ему на колено, но в последний момент как-то застеснялась.

– Я же сказала, что согласна стать вашей любовницей, - дрожащим голосом пояснила я. Говорить было чудовищно сложно, да что говорить - даже дышалось, и то с трудом.

По лицу декана можно было читать, как по книге. Возбуждение, удивление, радость, смущение. Недоверие. Злость. И тем не менее, он молчал, а мое ожидание становилось все более унизительным. Неужели меня ожидает второй факап за вечер? Я еле держалась на ногах (если быть точной, то даже на одной ноге), меня начинало колошматить из стороны в сторону - от опьянения, гнева и разочарования. Когда я уже думала, что сейчас свалюсь - желательно, сразу в обморок - Верстовский резко встал и обошел меня сзади.

– Я, конечно, безумно рад и все такое, но полностью ли вы отдаете себе отчет, Красовская?
– глухим голосом спросил он, обнимая меня левой рукой за плечи, прижимая к своей груди, а другой выхватывая пустую бутылку из моих разом ослабевших пальцев.
– Пути назад не будет, и у вас не получится отфутболить меня прямо посреди... процесса. Я пойду до конца.

Отдавала ли я отчет, была ли уверена на все сто... Нет, конечно же, нет. Отдаться ему сейчас - все равно, что добровольно прыгнуть в пропасть, которая разделяет наши жизни. Прыгнуть и надеяться, что дно окажется не таким уж и глубоким, или в процесс падения вдруг вмешаются сверхъестественные силы.

Но я была пьяна, зла и одинока. У меня только что второй раз закончились одни и те же отношения. А моя лучшая подруга весь вечер прообщалась с другими людьми и вообще грезила о том, как соблазнить единственного человека, которому я была дорога - пусть и только в физическом плане.

– Отдаю, - выдавила я сквозь зубы.

– И что же послужило причиной такой перемены, Марго?
– мужчина уткнулся лицом мне в волосы и вдохнул их запах.
– Неужели этот мелкий... недоносок, чьей фамилии я, к его счастью, не знаю... Разбудил в вас такой неукротимый телесный голод, что вы пришли утолять его ко мне?

– Причина - сочувствие и любовь к ближнему, - я наконец встала на обе ноги. И потерлась спиной о его грудь, чувствуя, как она полыхает огнем и вздымается от тяжелого, будто после бега, дыхания.
– Не могу больше видеть ваши страдания, Вениамин Эдуардович. Считайте, что добились своего.

– Нет, - он так резко отстранился, что я снова зашаталась. Верстовский отошел и поставил бутылку на тумбочку.

– Нет?
– переспросила я, скидывая туфли. Мне ужасно надоело балансировать на каблуках.
– Почему же?