Дуб тоже может обидеться

Рус

82

Отступление 11. Реальная история.

Из письма рядового первого класса Рудольфа Руупе своей супруге Марте Руупе от 13 сентября 1941 г. «Моя любимая Марта. Это, право говоря, странное письмо, которое скорее всего наша почта никуда не пошлет, и я решил отправить его со своим раненым товарищем, если помнишь – это Отто Кранке. Мы вместе лежали в лазарете, и теперь я снова в окопы, а он едет на родину. Пишу письмо в крестьянском доме — его еще называют «hata». Все мои товарищи спят, а я несу службу. Последнее

время мы все стали очень мнительными... Представляешь, наш лейтенант раз тридцать за день моет руки. Хотя стоит признать, мы от него ушли не так далеко... Милая Марта каждый из нас ужасно боится заболеть. Просыпаясь с утра, мы сразу же начинаем осматривать друг от друга, а не появились ли за ночь какие-нибудь пупырышки или пятна. Каждый день приносит нам большие жертвы. В некоторые дни в госпиталь попадают 2 или 3 человека. И конца и края этому не видно и, наверное, не увидеть мне его, я не знаю, что со мной будет завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых...».

Отступление 12. Реальная история.

Докладная записка старшего инспектора госпиталя Вейса: «... Со всей ответственностью заявляю, что полевой инфекционный госпиталь не справляется с потоком больных... Прошу принять меры к обеспечению медицинским персоналом, оборудованием и специальными средствами... Меня совершенно не устраивает, как в госпитале организована служба охраны. Незамедлительно требуется выставить более плотное оцепление вокруг фильтрационных пунктов».

Отступление 14. Реальная история.

Из дневника генерала Отто Кольнера:

«15 сентября. Сегодня меня впервые посетила мысль о том, что что-то во всей этой компании идет не так. Если бы такое пришло мне в голову месяц назад, я бы решил, что схожу с ума. Однако теперь это мне не кажется таким уж и безумным...

17 сентября. Утром принесли список потерь за последнюю неделю. Прочитал, и ужаснулся! За эти проклятые семь дней дивизия потеряла 21 офицера и 290 унтер-офицеров... Я прикинул и получилось, что мы потеряли почти столько же солдат и офицеров, сколько за все шесть недель французской кампании. Если наше наступление и дальше пойдет такими темпами, то к Москве дивизия будет состоять из двух человек — меня и пропойцы повара, которого кажется вообще ничего не берет.

18 сентября. До меня доходят какие-то совершенно безумные слухи о том, что русские где-то на юге применили химическое оружие. В штабе об этом только и говорят... Чертовы большевики! …

19 сентября. Пришел приказ об организации инфекционного госпиталя. Что-то там определено не договаривают... Какая к черту инфекция? На улице начало осени, сухо! Подозревая, что слухи о химическом оружие имеют под собой какую-то реальную основу».

________________________________________________________________

– Жизнь определенно начинает налаживаться, - пробормотал Отто, подставляя довольное лицо еще пригревавшему солнцу.
– До передовой далеко, новая форма не жмет... Красота!

Его перевод в службу безопасности (СД) был оформлен на довольно быстро, в течение каких-то нескольких дней он сменил койку

в офицерской казарме на чуть более просторные хоромы. С другое стороны в этом не было ничего удивительного, так как за него просили очень влиятельные в этой глуши лица — сам местный глава СД, и, естественно, фамилия знаменитого предка сыграла свою роль.

– Посмотрим, что же это за агент такой, - в очередной раз он смахнул с серого фельдграю несуществующую пылинку.
– Что-то он слегка запаздывает... , - теперь его вниманием завладела нарукавная эмблема в виде эсэсовского орла; что скрывать в эту минуту он опять думал не о задании, а о предательнице Гретхен, которая должна была просто кусать губы от ярости, узнав о его переводе.

Окраина городка тем временем жила своей собственной жизнью, которую взбаламутил, взнуздал, расчесал, но отнюдь не прекратил пришедший на эту землю германский солдат. По улицам ревели моторами грузовики, из кузовов которых выглядывали скалящиеся лица солдат. Время от времени стучали копытами лошади, покорно тащившие какой-то груз. Местных жителей почти не было видно... Казалось, они попрятались в своих домах, окна которых были заколочены крест на крест крупными досками, или убежал на восток,Я вслед за отступавшей Красной Армией.

– А это еще что такое, - вдруг мечтания Отто были прерваны самым наглым образом; прямо в поле его зрения появился какой-то обросший мужик, вылезший из-за покосившегося штакетника.

Если бы лейтенанта попросили описать самого подозрительного человека, которого он только мог себе представить, то нарисованная им картина была бы практически полностью похожа этого прохожего. Во-первых, это свалявшаяся одежда, на которой виднелись не просохшие пятна чего-то бурового, свисали листья и клочки мха. Во-вторых, его типаж просто кричал во весь голос о его семитском происхождении.

– Halt!
– крикнул Отто, делая шаг ему навстречу.
– Partisanen?! Jude?!
– вот этими словами, пожалуй, и заканчивался весь его русский разговорник.
– Papiren? Schnel!

Тот даже не шелохнулся. Он как стоял, опираясь на забор, так и продолжал стоять. Лишь его мутные, немного расфокусированные глаза остановились на лейтенанте. Потом взгляд подозрительно прохожего скользнул к его погонам.

– Эту войну выиграл учитель, - вдруг прохрипел он, с трудом держась на ногах.

– Что?
– Шеер хотел уже позвать ближайший патруль, как понял, что фраза была сказана на чистейшем немецком языке.
– Так вы это... А вот... Отто Бисмарк!
– наконец, он вспомнил отзыв на пароль.
– Я... э несколько по другому вас себе представлял. Вы прямо от них?
– заинструктированный своим начальником по самые уши, Шеер относился к этому человеку крайне уважительно; в ушах лейтенанта до сих пор звучала фраза посылавшего его майора - «не дави на него, иначе он сжует тебя и не подавиться».

Ничего не отвечая, мужчина отпустил поддерживавший его забор и осторожно коснулся своего бока.

– Лейтенант, я ранен, - тяжело сглотнул он, запахивая грязный пиджак по плотнее.
– Найди транспорт. Давай, скорее.

Дальнейшие несколько часов выпали из его жизни, словно их никогда и не было. За все время, когда его с ругательствами затаскивали в машину, тащили по ступенькам госпиталя, снимали с него вонючие тряпки, агент лишь невнятно что-то мычал.