Дуб тоже может обидеться

Рус

Стараясь ступать неслышно, старшина пошел к костру. В этот момент, когда начиналось таинственное действо он перестал быть командиром. В этой массе людей, Голованко становился обычным человеком.

– Люди, люди!
– низким грудным голосом позвал кто-то из темноты.
– Люди отойдите!

Человеческая стена отпрянула и образовала небольшой проход. Через него ковыляли трое. Две пожилые женщины, закутанные по самые брови в темные платки, поддерживали за руки древнюю бабулю.

–

Матушка, вот сюда, - прошептала одна из женщин, показывая на небольшое вытоптанное место возле высокого дерева.
– Осторожно... Вот...

Бабушка взяла изогнутую клюку в левую рука, и правой коснулась шершавой коры дуба.

– Сподобил таки господь встретиться с тобой, - прошептала она, нежно водя ладонью по древесным складкам.
– А я боялась... Страх, как боялась... Думала Зло ты несешь.

– Матушка Милениха, все готово, - кто-то из-за спины почтительно позвал ее.

Она обернулась и посмотрела на костер, продолжавший с треском сгоравших сучьев освещать собравшихся.

– Собрались?!
– вдруг, улыбнулась она.
– Вот и ладушки!

Десятки глаз, детских, мужских, женских, карих, синих, почти черных неотрывно смотрели на нее.

– Какие вы все разные..., - она медленно пошла мимо стоявших людей.
– Маленькие, - ее сухая, почти невесомая рука, ласково потрепала за макушку крошечную девочку, которая крепко вцепилась в ногу матери.
– Большие, - пальцы едва коснулись рукава пиджака высокого парня, отчего тот ощутимо вздрогнул.
– Добрые, - стоявшая впереди женщина тихо вздохнула и поднесла к глазам небольшой платок.
– Жалостливые, злые, хитрые..., - она медленно семенила, касаясь каждого из стоявших впереди людей.
– Но все мы плоть от плоти нашей матушки земли, - неожиданно, легко наклонившись, она приподняла несколько комьев земли.
– Мы — это она! Возьмитесь за руки!

Завороженные обстановкой, один за другим люди становились звеньями единой цепи. Общими эмоциями проникся и командир, руки которого сами собой вытянулись в стороны, ища своих подруг.

Все это время Милениха речитативом проговаривала свои слова.

– Мы рождаемся из земли, живем на земле и уходим в землю. Мы плоть от плоти наша земля...

Вокруг костра замкнулось несколько кругов, состоявших из медленно раскачивающихся людей. Это было поразительное зрелище! Багровые блики играли на застывших лицах людей, меняя их до неузнаваемости.

– Мы все едины с землей, с водой, с лесом... Мы плоть от плоти земли, воды, леса...

Потом, позднее, когда рассветет, когда развеется таинственное очарование огромного костра и когда спадет с глаз пелена, начнутся споры и посыпятся вопросы: Что это было? Что кто почувствовал? Зачем все это? Учительница, поправляя челку, будет говорить о каком-то помешательстве, через слово поминая модный термин «гипноз». А полный мужчина, бывший колхозный счетовод, ей в ответ, заведет песню о всеобщем помешательстве.

К спорам присоединится даже сам командир. Поглаживая гладко выбритый подбородок, он тоже что-то скажет... Даже Пашка, суетливый вихрастый мальчишка, и тот будет, захлебываясь от восторга, описывать произошедшее с ним... Но все это будет потом!

Людская цепь пришла в движение. Люди, держась за руки, начали идти вокруг костра.

– Мы дети земли, мы дети воды, мы дети леса..., - голос бабки стал более монотонным, отдельные слова различались все хуже и хуже.
– Мы дети земли, мы дети воды, мы дети леса...

Старшина чувствовал, как глубже и глубже погружается в какую-то яму, глубина которой оказывается просто поразительной. Он уже почти не чувствовал рук, благодаря которым его тело стало частью единой цепи, ног, которые все быстрее и быстрее двигались по траве.

– Крепче, крепче держитесь за руки, - бабуля все убыстряла и убыстряла темп.
– Мы одно целое! Мы единое с землей, водой, лесом. Наши руки это продолжение веток, наши ноги - это растущие корни, наша кровь - это вода, наша плоть - это земля!

Вслед за членами, Голованко перестал ощущать остальное тело. Мелькнувшая на какое-то мгновение паника была сразу же растоптана всеобщей эйфорией, которая его охватила. Это была всепроникающая легкость, которая растапливала усталость, боль и неудовольствие... В какой-то момент исчезло вообще все!

– О-о-о-о-о-о-о-о-о-о, - из еле слышной и невнятной речь превратилась в один гласный звук, который тянулся бесконечно долго; он то превращался в грохотание водопада, то становился гудением шмеля, то, напротив, был мягкими тихим...
– О-о-о-о-о-о-о-о-о!

Что случилось потом, помнили лишь единицы и те, кто должен был помнить...

В какой-то момент Маркин почувствовал, что еще мгновение, и его не станет. Он испариться, взлетит и исчезнет! Его сознание расплывалось, не оставляя ни клочка.

– Очнись, - неожиданное прикосновение чего-то твердого и острого жестко выкинуло его из грез; падение было настолько болезненным, что чуть не застонал.
– Пошли за мной...

Ни чуть не удивившись, Семен пошел за бабкой и тремя ее спутниками. Как он сразу понял, они шли в сторону того самого места, где им были найдены останки человека. «Точно, вот оно, - пелена окончательно спала с его глаз.
– Вот это дерево. Вон небольшой овраг... Какого черта мы здесь делаем?».

Вместо бабки перед ними стоял врач, что недавно их осматривал. Высокий, чуть сгорбленный, но со странным блеском в глазах, тот с радостью смотрел на них.

– Товарищи, - голос врача немного дрожал; чувствовалось, что эмоции его тоже никак не могли отпустить.
– Вы все выбрались добровольцами для одного эксперимента..., - он запнулся на секунду, смотря куда-то сквозь них.
– Хочу предупредить, что сам эксперимент очень опасен. В случае успеха вы сильно изменитесь... Поэтому я хочу еще раз каждого из вас спросить, согласен ли он?