Дуб тоже может обидеться
Шрифт:
– Бросьте вы се это барахло! Ничего вам это не нужно будет там! А если не поторопитесь и жизнь вам вскорости тоже не нужна будет... Вона смертушка уже за вами идет, да в двери стучиться.
Бух! Бух! Бух! Кто-то по хозяйски забарабанил в дверь.
Обе посерели от ужаса и застыли посередине комнаты.
– Вона в окно лезьте, - махнула им рукой бабка.
– Идите в лес... К болоту, там все и будет вам...
Фигурки исчезли в окне. В дверь вновь стали ломиться.
– Открывайте! Полиция!
– надрывался чей-то низкий голос одновременно со стуков в дверь.
– Открывайте, а то сломаем!
– Это не ты уж там ломишься, как окаянный зверь, милый Гнатушка?!
– крикнула в ответ бабка.
– Твой, точно твой паскудный голосок! Что же тебя здесь надо Иудушка?
Добротная дверь, сделанная еще старым хозяином в пору расцвета его сил, вновь подверглась граду ударов.
– Открывай, старая карга!
– проорал тот же голос, срываясь на визгливые нотки.
– Хватит, попила нашей крови! Теперь здесь все будет по-германски! Всех мы вас ведьм постреляем!
– Эх дура, я дура, - вновь заговорила Милениха, подойдя к самой двери.
– Вот этими самыми руками, тебя паскудника мелкого, держала... Знала ведь, что негодный человечишко из тебя вырастет! Знала! Надо было прямо там тебя удавить, да вон собакам бросить! Мамку твою пожалела... А рядом с тобой кто это? Уж не Митрофанушка ли?
Тот радостно отозвался:
– Ага! Я это, Митрофан!
– Слышь, Гнатушка, дорогой, ты бы поостерегся, - зловеще проговорила бабка.
– Вон на Митрофана посмотри! Тоже ведь могу сделать с тобой!
За дверью сразу же все стихло. Что-то зашуршало, потом загремело.
– Кишка у тебя тебя тонка, ведьма, - раздался, наконец-то, визг.
– Не хочешь открывать, ну и хрен с тобой! Петуха тебе пустим красного! Ха-ха-ха-ха! На, лови!
Крытый соломой дом занялся в считанные минуты. Огонь зловеще загудел, втягивая в себя все новые и новые потоки воздуха. Доски трещали, пузырилась смола, стреляли во всей стороны щепки.
– Как хорошо-то здесь..., - раздавалось бормотание у одного из окон, где мелькал чей-то силуэт.
– Хорошо, пригоже... Наконец-то, уйду! А выживите, ха-ха-ха-ха! Живите! Ха-ха-ха-ха-ха! Живите или растите! Ха-ха-ха-ха! А я уйду!
С противным треском подломились прогоревшие толстенные балки и пылавшая крыша рухнула внутрь дома.
– Поживите у меня тут! Поживите!
–
– Попомните еще меня, старую! Попомните, ироды!
… Где-то с полчаса еще раздавались стоны из-под горящего дома, но собравшиеся вокруг жители села стояли и молча смотрели перед собой.
– Сдохни, наконец-то, старая карга!
– в конце концов не выдержал Гнат, запустив деревяшку от плетня в огонь.
– Живучая какая, тварь... И чтобы никто даже близко не подходил к огню!
Выставив вперед небольшой животик, закрытый цветастой рубахой, никчемный человечешко пошел в сторону комендатуры. Через секунду, волком оглядев собравшихся, за ним двинулся и Митрофанушка.
23
Недалеко от болота. Партизанский отряд «Смерть немецким оккупантам». Около 12 ночи. Возле небольшого костерка сгрудились люди: один лежал, накрывшись ободранной шинелью; другой сидел, протягивая руки к костру, третий протирал ветошью винтовку. Однако, кто что бы ни делал, он в тоже время и слушал...
– Тетя Агнешка, ну расскажите еще!
– едва замолчал мелодичный, переливающий голос, занудел кто-то из малышей.
– Мы совсем не устали. Расскажите еще сказку.
Одетая в жакет женщина, поправила спадавший на лицо локон, и лукаво посмотрела на старшину, тоже сидевшего возле костра.
– А вот что на это скажет товарищ командир?
– с заметным польским акцентом спросила она и вновь стрельнула глазами в строну Голованко.
– Уже поздно и детишкам пора спать...
Крошечные глазки с надеждой устремились на старшину. К его удивлению точно также на него смотрели и почти все остальные — здоровые мужики и бабы. Голованко застыл... «Лес, костер, гурьба ребятишек..., - с тоской думал он.
– Будто бы и войны нет! Эх, люди, что вы делаете такое? Что же вам не хватает?».
Над ними висело черное, как тушь небо, густо усеянное сверкающими июльскими звездами. Казалось протяни руку, и вот они... Хватай! Совсем как тогда...
– Хорошо!
– наконец, не выдержал такого давления старшина и махнул рукой.
– Давай, Агнешка еще одну сказку и все! Завтра дел у нас полно, а вам учится.
Женщина, раньше работавшая в Бресте учительницей, развела руками и весело проговорила:
– Раз сам товарищ командир разрешил, тогда расскажу еще одну сказку... В одном далеком, далеком от нас городе жил один старик. Не было у него семьи: ни жены, ни детишек, ни братьев и сестер. Был один одинешенек на белом свете.