Дубль два. Книга вторая
Шрифт:
— Ну да, — чуть сощурилась девушка, присматриваясь внимательнее к лицу деда, и, главное, к банке у него в руках.
— Самого Мичурина последователь, генетик и ботаник, — продолжал заливать я.
— Какого Мичурина? — уточнила она, явив пробел в образовании.
— Самого Ивана Владимировича! Того, что семьсот сортов яблок вывел, и ещё триста — вишни. Погиб трагически на ниве науки… — Я выдержал соответствующую моменту драматическую паузу. — Дедушка в своё время в Академии наук преподавал, но подорвал здоровье на селекции морозоустойчивой хурмы, — скорбно кивнул
— Ваши номера на втором этаже, по лестнице направо. Надеюсь, вам у нас понравится, — вспомнила-таки она намертво вшитый в подкорку скрипт и выдала нам карты-ключи от номеров. По-прежнему не сводя восхищенного взора с новоявленного знаменитого селекционера.
— Спасибо большое, — вежливо поблагодарил я чуть подвисшую портье, и кивнул своим.
По ступенькам поднимались молча. Лишь свернув в коридор, сзади одновременно прыснули Лина и Алиса, а Павлик резюмировал:
— Ас-с-сь Пидь!
— И не говори-ка, внучок. Кому бы ещё такая хурма в голову пришла, — недовольным тоном согласился с ним Сергий, вызвав у девчонок уже неприкрытый хохот.
— Никакого почтения к авторитетам! Трепло, — проворчал Ося. Впервые подав голос с тех пор, как расстался с маленьким Вязом.
Ужинать девчата отказались, поэтому в ресторане мы с Хранителем сидели без них. Зато с Осей. На его банку, как и на деда, персонал поглядывал с заботливым сочувствием — видимо, девушка-портье была общительной. Хорошо хоть, не стали уточнять, можно ли с такими диагнозами спиртное, а то Сергий бы, пожалуй, точно мне втащил.
— А я могу так же нужные мысли подсказывать? — Речью спросил я Хранителя.
В зале ресторана было от силы пять гостей, это если с нами. У окна наливался, как в последний раз, водкой некто с видом командированного, потерявшего берега, семью и маму. Не в том смысле, как у меня. Просто человека властная длань работодателя зашвырнула в регион, и он ускоренно позволял себе всё, что не согласовывала дома жена. Вряд ли неизвестная мне женщина одобрила бы такое увлечение вторым, видимо, графином беленькой под всё тот же, первый и единственный на столе, салат «Весенний».
Ближе к фальшивому камину, передававшему размеренный алый танец огня на поддельных углях под неискреннее потрескивание несуществующих дров, сидела пара, увлечённая друг другом до крайности. Яви сейчас угли на экране анфас Сириуса Блэка, или у кого там был такой оригинальный способ видеосвязи — и не заметили бы. Судя по тому, что у дамы кольца не было — мужчина тут тоже пребывал безнадзорно.
— У Хранителей и Странников разные задачи и разный функционал. Изучим методологические особенности, — начал было Сергий, снова поправляя очки, отставив мизинчик.
— Да ладно тебе дуться уже! Нормальная хохма вышла. И кому, как не тебе, быть учеником Мичурина? — перебил я обидчивого деда.
— Балбес ты, и нахал двуногий, Оська правильно тебя сразу окрестил! — по лицу Сергия, обращённому
Я снова «замёрз» с открытым ртом. Никак не мог привыкнуть к тому, что у этих двоих всегда и на всё была своя точка зрения, подкреплённая сногсшибательными фактами, а то и вовсе личным участием. Как сейчас.
— Настоящий учёный был, сейчас таких не найдёшь. Все сперва дурачком его считали, блаженненьким. Неуживчивый, честный чересчур был. Но столько, сколько он сделал за жизнь — пятерым не повторить, — в глазах Сергия сочетались светлая память о давнем ученике и горечь его потери. — Всё хотел тоже Хранителем стать. Самую малость не успел — Рябина Тамбовская ждала его уже. За несколько недель сгорел — споры второго ранга падла какая-то подселила.
— Прости, деда. Не знал я, — мне было по-настоящему стыдно. Кто ж знал, что герой детских анекдотов был героем по-настоящему.
— Да откуда тебе знать-то… Мало кто правду знает, мало кто живёт по ней. А он, Ванька-то, учёный был от Бога. Ося на него диву давался — никогда, говорил, таких не встречал. И ведь почти всё, за что ни брался — получалось у него. Не для себя старался, для людей, да для Земли-матушки. Это не нынешние тебе, у которых одни деньги на уме. Ведут себя так, будто у них за околицей ещё одна планета запасная стоит, куда переберутся, как эту изгадят вконец. Ванька подвижник был, в старом, правильном смысле. Сейчас-то плевать всем, что дальше будет: соберут один-два урожая, а там хоть трава не расти. Она и не растёт, в прямом смысле. На гектар два вагона селитры вывалят — а потом удивляются: чего это в овощехранилищах половина всеядных, вроде бы, крыс попередохла, а вторая половина — с собаку размером вымахала…
Дед явно говорил о наболевшем. И хорошо, что Речью. Хотя, принимая во внимание его амплуа у местных, вряд ли официанты поверили бы услышанному. В отличие от меня. Я — верил.
— Не рви сердце, Серый, — раздались слова Осины. — Понял он уже всё, шутник-то наш. Карандаш, мать-то его. Бим и Бом в одном лице.
— Да зло берёт, Ось: человек столько доброго, нужного и полезного сделал в жизни, а про него только и помнят, как он полез на ёлку за укропом, а его арбузами завалило! — махнул рукой Хранитель.
— Так ты ж сам этот анекдот и придумал! — отреагировало Древо. А я махнул официанту. Такие откровения точно требовали анестезии.
— Давай тогда уж и мне. Того, с клопами, — кивнул Сергий. Наша молчаливая беседа одними жестами наверняка бы привлекла лишнее внимание в пустом зале ресторана. Но выдуманная репутация выжившего из ума селекционера развязывала руки.
— А мне вина белого сухого бокал. С водой только развести, три к двум, Серый, помнишь? — подключился Ося. Два пьющих старика-разбойника с трудной судьбой и долгой, невероятно долгой историей. Тревожная компания на вечер, конечно. Но у кого мне ещё учиться, как не у них?