Дубль два. Книга вторая

Дмитриев Олег

В отличие от поездки до Осиновых Двориков на Ниве, в этот раз ехалось менее нервно и травмоопасно. Даже Павлик чинно покачивался в кресле-люльке, будто ехал на лошади, шедшей мерным шагом, а не трясшейся на рысях. Поворот на деревню оставили позади, и шведский автомобиль с объяснимым сомнением уставился на чистое поле, куда уходила в сторону угла леса слабо наезженная колея. Но нам сомневаться было некогда. Покачивание и даже некоторая тряска в салоне усилились.

Речка справа вилась ужом, петляя и кружа. Лес слева то приближался, то отходил чуть дальше. Выбрав местечко между кустами, где, кажется, земля была потвёрже,

я свернул к нему ближе. Машина остановилась, почти сунув морду в подлесок. Мы вышли, и в этот раз ни разминаться, ни приседать никто не стал: комфорт — великое дело, если кто понимает, конечно.

Наверное, гляди на нас кто-нибудь из местных — точно побежали бы к ближайшему телефону. Насчёт полиции — не знаю, но я бы, увидев подобную процессию, как минимум скорую вызвал. Профильную.

Вслед за Сергием, что едва ли не на вытянутых руках нёс банку с Осей, шёл я с Вязом. За мной шагала Лина, явно решившая, кажется, глаз с меня не сводить. Последним на маме ехал Павлик, время от времени говоря: «Но!». Не то требовал перейти на рысь, не то просил поставить его на ноги — непонятно было.

Миновав две невнятных полянки и маленькое заросшее болотце, мы вышли на поляну пошире. По левую руку тянулся редкий светлый березняк, по правую — густой тёмный ельник. Хранитель, как лозоходец, следил за едва заметными движениями ростков Осины. И свернул направо, в заросли.

Хорошо, что дед нам достался матёрый, опытный. И крупный. По его следам брелось вполне удобно. Другой бы шарахнулся, не разбирая дороги, а нам — скачи за ним следом, как зайцы, по пням да поваленным брёвнам, оставляя на колючих ветках одежду, волосы и глаза. А так до нужного места добрались, даже не вспотев.

Прямо перед нами торчал камень, вроде гранита, серовато-голубовато-зеленоватый, как скалы Ладожских шхер. Над травой и мхом виднелась часть высотой примерно с наш шведский транспорт. И контуры, кстати, чем-то похожи были, догадайся Вольво встать на дыбы. Возле валуна журчал крошечный, терявшийся во мху родничок. От этого места как-то прямо веяло покоем и умиротворением. Даже неловко чуть стало за то, что мы притащились сюда, пожалуй, первыми лет за тысячу.

Сергий осторожно пристроил Осю в «скафандре» на траву, а сам скользнул в лес поглубже. Как ему удавалось двигаться бесшумно и с такой скоростью — было непонятно. Хотя, с его-то опытом… Вернулся он через пару-тройку минут с какой-то палкой и камнем в руках. Сноровисто, быстро подтесал острым краем булыжника сухую, еловую, кажется, ветку, и ей же вырыл в трёх шагах от валуна ямку. Предварительно согнав с этого места меня. Будто больше негде рыть было.

Осмотрев придирчиво результат — я в детстве в песочнице такие копал — Хранитель отошёл на шаг, обернулся к нам и выдал:

— Плюйте!

— Чего-о-о? — я нахмурился, а Энджи ахнула, но сказали мы хором одно и то же.

— Оглохли или поглупели внезапно? Куда уж больше-то, хотя, да… Плюнуть надо каждому, по разу, — пояснил он.

— Как? — я понимал, что торможу, но поделать ничего с собой не мог. Лина только кивнула.

— Ртом, — сообщил Сергий с явственным чувством собственного глубокого превосходства, — слюнями!

Наверняка ему Ося рассказал, а он теперь выпендривался, будто всю жизнь только тем и занимался, что воспитательницей в деревянных яслях работал, укоренял и высаживал.

Поняв,

что с вербальным восприятием у нас туговато, дед погонял во рту слюну, и сплюнул, склонившись над ямкой. Наглядность не особенно помогла. После всего, что было сегодня, это выглядело форменным идиотизмом.

— Я! Дай я! — на месте Алиски, я б его точно выронил — так неожиданно звонко в лесу прозвучал племянник. Но она справилась, мать как-никак.

Поднесённый к ямке малыш подумал, глянул через плечо на Вяз у меня на руках, и смачно, по другому не сказать, плюнул вслед за дедом. Терять было уже нечего, мы с девчатами тоже отметились.

Хранитель взял у меня тару, как бы ещё не бережнее, чем только что нёс Осину. Осторожно склонив набок, пропустил стволик деревца между пальцами и буквально высыпал его вместе с землёй себе на широкую ладонь. Банку отставил в сторону, и накрыл второй ладонью земляной ком с корнями внутри. Между пальцами у него стало белым-бело от Яри. Бережно, не дыша, погрузил он Вяза в ямку и присыпал, чуть прижимая, придавливая края. Отряхнув руки, поднялся, в два шага дошёл до родничка и набрал пригоршню воды. Повторил трижды. Вокруг тоненького стволика деревца по земле будто белые разводы протянулись, когда впиталась вся влага. Чем-то похожие на те «крылья» и дуги, что остались на «этажерке» Осины, когда Мастер Шарукан раздул-завеял над ней лекарственный порошок.

Листики, которых было уже три, дрогнули, и на наших глазах на самой макушке ростка налилась почка, развернувшаяся верхними, чуть розоватым краями. Из неё показались не то тычинки, не то пестики — ботаник из меня никакой. Хранитель замер. Видимо, на прямой связи со своим Древом, которое опять сообщало ему что-то сверхсекретное. Судя по лицу и, в основном, бровям, он отказывался верить сказанному. А потом медленно, как сапёр или заклинатель змей, протянул руки к деревцу и отщипнул ногтями цветущую почку. Вздрогнув при этом там, будто молотком по пальцу попал. Или выстрел за спиной услышал.

— Лина, иди сюда. Раздели по одному, у тебя пальцы-то всяко половчее моих будут, — хрипло позвал он Энджи. Она обернулась на меня. Я лишь плечами пожал.

Сапёров стало двое. На ладони Хранителя, твёрдой и плоской, не в три ли раза больше её собственных, Лина осторожно разделила крохотный цветочек на пять одинаковых частичек. И отошла, держа руки на весу, как хирург после операции.

— Ешьте. И водой с родничка запить надо, Оська говорит, — каким-то сдавленным голосом выдал Сергий. Почему молчал сам Ося — оставалось загадкой. Но на то, что старики-разбойники надумали нас тут отравить, похоже не было. Вообще ни на что похоже не было, откровенно говоря.

Я подошёл к Хранителю, взял двумя пальцами красноватую каплю на тонкой белой ножке, что была размером с пшённое зёрнышко. Положил на язык. У родника зачерпнул пригоршню и проглотил. Вода была вкусная, прохладная, будто бы сладковатая даже. Вкуса росинки не различил. Лина склонилась над ручейком следом за мной. После неё подошла Алиса. Павлик смотрел за действом с крайним интересом, а мы смотрели, как мать выпаивает его с ладони, как вряд ли какая-нибудь ещё делала последние несколько сотен, а то и тысяч лет. Хотя чего можно было ожидать, стоя возле камня, которому, наверное, миллион стукнуло. На Земле, которой четыре с половиной миллиарда. От тех, кто не догадался захватить из машины вообще ничего.