Дубль два. Книга вторая

Дмитриев Олег

— К штанам вопросов нет, деда. В основном — к эпохе, — качнул головой я, заезжая в очередной лесок, и скорее чуя, чем замечая по правой руке ту самую речку Держу, что словно провожала нас.

— Ополоумел народ вконец, — вздохнул Хранитель, явно жалея раритетные брюки.

Вольво с явственно ощутимым вздохом облегчения выбрался всеми четырьмя колёсами на асфальт. Шведу было плевать, что эти серые осколки помнили всесоюзного старосту дедушку-Калинина, в чью честь тогда называлась вся здешняя область. Его радовал сам факт их наличия. Как и того, что жесткая, как наждак, трава перестала «щекотать пузико».

На

твёрдом, но очень неравномерно выборочном покрытии потребовалось ещё больше внимания. И для того, чтобы объезжать ямы, в некоторых из которых вполне могла бы таиться целая корова в немецкой каске и с пулемётом. И для того, чтобы не выдать своё истинное отношение к ландшафту Павлику. Тот и так замер в своём кресле, словно настороженный локатор.

Деревни, то пролетавшие, то проползавшие мимо нас, в зависимости от степени наличия и качества дорожного полотна, казалось, не обратили внимания на крах советской власти. Некоторые из них и на приход её, вероятно, отреагировали со вселенским крестьянским терпением, приняв, как должное, а не всем сердцем. В пути я явно почувствовал, что мой подмосковный снобизм, в том смысле, что в столице все зажрались, в этих краях выглядел позорно и смешно. Судя по выцветшим и хлопающим на ветру остаткам предвыборных баннеров формата «три на шесть» вдоль дороги посреди чистого поля, и по гражданам, иногда попадавшимся на мятых и битых автобусных остановках, фраза родившегося сравнительно недалеко от этих краёв Салтыкова-Щедрина «Пьют и воруют» актуальности не теряла. Потому что по гражданам тем было крайне затруднительно отличить лицо от затылка — опухшими и заросшими они были равномерно, по кругу.

Сергий по-прежнему снабжал нас байками из истории края. По большей части — грустными. Проехали указатель «Столипино», и я вспомнил про неудачный поход в оперу Петра Аркадьевича. Но Хранитель поведал, что тут в округе и вправду рос липовый лес, потому и славились эти места лыком и мёдом. Фразу «в лапоточках здешних цари щеголяли» мы приняли, как должное. Потом Липу местную и девяносто девять сынов и дочерей её спалили во прах, а земли распахали так, что и следов не осталось. Населенные пункты Пьянкино, Старое и Новое Несытово проезжали и вовсе молча.

Оживляться народ начал лишь ближе к финишу маршрута. Во-первых, проснулся Павлик, тут же уведомив об этом всех вслух и Речью:

— Атя! Ам!

Видимо, это означало: 'Здравствуйте, дамы и господа! Не пора ли отужинать?

Алиска, отчаянно смущаясь, вытащила его из кресла и покормила прямо на ходу. Я подумал, что надо бы ей приобрести платье с запахом или что-то ещё другого покроя — в футболке с обычным воротником, без выреза, это и вправду было не очень неудобно.

Солнце опускалось ниже, но день всё ещё длился. Машин ближе в столице области стало значительно больше. В самом городе мы встряли даже в самую настоящую пробку, о которых я, признаться, успел позабыть. Обилие перекрёстков и светофоров после нескольких часов привольной езды по Родине, раздражало. Как и флегматичная неторопливость местных автолюбителей с кодом региона «69», который будто сообщал неспешно: «а мне что так, что эдак — вообще всё-ра-вно!».

Здание из синего стекла и плитки под песчаник занимало площадь, которую явно можно было использовать с большей пользой. Машин на парковке, а значит и народу внутри, было немного. Это радовало.

— Энджи, солнце, смотри: вот тебе сколько-то денег, купите себе всё нужное, и чего-нибудь

ещё, — я вынул из пачки «пятирублёвок» примерно половину и вручил замершей Лине. — Потеряешься — звони, найду. Пары часов вам хватит?

— Да… солнце, — оторопело ответила она, переводя взгляд с меня на деньги в руках.

— Спрячь гроши, или Алиске отдай. Так в Твери ходить — примета плохая, — со знанием дела посоветовал я.

— Ага, — казалось, она решительно не готова была понять и принять происходящее. Я, откровенно говоря, даже и не пробовал. Давно уже. Просто жил себе потихоньку.

— Деда, отпусти банку. Пошли, походим по ярмарке. Думаю, недолго. Потом часа полтора в трактире будем красавиц наших ждать, — повернулся я к Хранителю.

— Сходим, чего бы и не сходить, — Сергий осторожно поставил хрупкий, но светлый Осин домик на резиновый коврик.

— Павлуха! — я перешёл на Речь.

— Да, дядя! — тут же отозвался малыш.

— Проследи за женщинами. Чуть что — зови, понял? — почти как взрослому, сказал ему я.

— Да! — в зеркале было видно, как он кивнул. На глазах растёт мужик.

Сразу за стеклянными крутящимися дверями, которые едва сперва не убили Сергия, а потом он — их, открылась торговые галереи. Лина и Алиса словно услышали дудочку Гамельнского крысолова: замерли на несколько секунд с будто бы помутневшими глазами, а потом рванули с ними же куда-то направо.

— Чего это они? — обеспокоенно спросил дед.

— Известно — бабы, — неопределенно ответил я.

— Ну да, — кивнул он, соглашаясь.

Мы шли по скользким плиткам неторопливо, поглядывая по сторонам. Сергий через слово поминал чью-то, общественную, видимо, матушку. Например, при взгляде на крепких парней в майках, что общались исключительно матом, но крайне громко. Как они друг друга понимали — я не знал, в их предложениях подлежащие и сказуемые не соотносились одно с другим, и вводные конструкции, призванные усиливать посыл, не помогали. Посыл был точно. Куда именно — тоже кристально ясно. Но кого и по какому поводу — я бы судить не взялся. Глядя на девок «с железом на мордах» дед негодовал. В юбках фасона «а где юбка?» — полыхал праведным гневом. Когда мимо с независимым видом прошагала одна с фиолетовыми волосами и в ботах на платформе в две ладони — Хранитель едва не ломанулся от неё сквозь витрину. Вздохнув, я потянул его к эскалаторам на второй этаж, к фуд-корту.

Державшийся двумя руками за перила старик с напряжённым выражением лица вызывал улыбки у ехавших сверху вниз тверичан, тверичанок и гостей города. Его прыжок наверху со ступеньки на пол распугал всех вокруг. Дикий старец затравленно озирался по сторонам и начинал вызывать опасения даже у меня. Я по подобным заведениям и сам особо никогда ходок не был, признаться, но Сергий явно был не в своей тарелке.

Барную карту удалось найти, как ни странно, в кофейне. И то не до конца и не сразу.

— Молодой человек, кофе с коньяком есть у вас? — без особой надежды спросил я у парня в рубашке и галстуке. Оба предмета его явно стесняли и, кажется, достались по наследству от предыдущего официанта, который умер от бескормицы. Этот пока держался, видимо, исключительно на деревенских генах.

— Есь, — лаконично ответил он.

— В стакан вот столько налей коньяку, — показал я горизонтально четыре пальца, поняв, что усложнять не следовало.

— Дорого, — чуть понизив голос, сообщил тот.