Дубль два. Книга вторая
Шрифт:
Я никогда не видел в такой ярости, пожалуй, никого. Вокруг деда плясали всполохи натурального пламени, а то поле, что в машине отстояло от его тела от силы на ладонь, росло на глазах, тоже принимая форму шара. В движущихся на нём узорах стали появляться коричневые, как засохшая кровь, и чёрные кляксы.
— Мы бы тут всей телегой под лесовоз вон влетели — и труба! Прокатились до северной ёлочки! У него же опыта — считанные дни, ты об этом подумал, роза в банке?! — не умолкал дед. — Он же чуть всю Землю наизнанку не вывернул, судя по той Яри, что я почуял, — и Сергий осёкся на полуслове, разом перестав орать.
—
— А как же это?.. — ахнул он, неловко пытаясь выудить одной рукой из нагрудного кармана рубахи свои очки в толстой оправе. Стоявшая на широкой ладони банка с Осиной опасно покачивалась. Из открытой двери выбралась Алиса и едва успела спасти ростки предвечного Древа от падения.
— Ну да, на тоненького прошло, согласен. Но прошло же? Одно к одному сошлось: и девица-краса, и родня обретённая, и наставник старый. Ты, Серый, помнишь, в какую зиму смог окрест меня коло дивное, разноцветное разглядеть? — если я ничего не путал, что речь шла о той самой ауре.
— Такое забудешь, — уселся прямо на короткую пыльную траву рядом со мной Сергий. — семьдесят семь годков прошло, как один, как и в былинах сказано. В ту зиму и увидал.
— А он — сегодня. Да сумел напрямую ко мне мыслью дотянуться, так, что ни единого из вас не потревожил.
— Иди ты! — дед дёрнулся, и очки упали с носа, он едва успел подхватить над самыми камнями. Надо бы нам всем, пожалуй, на травку перебраться. На земельку тоже можно. Где помягче.
— Сам иди. Речь смысленную, ко Древу обращённую, повёл Странник, у которого опыта — с гулькин… эммм… неопытный Странник, в общем. Но это ладно, это бывало, пусть и не так быстро. А он ведь, Серый, Землицу-матушку почуял!
Очки всё-таки выпали из рук старика. Хорошо хоть — на штаны. Надо, кстати, будет ему что-то более актуальное справить — в нейлоновой полосатой рубашке и брюках, пусть и отглаженных, со стрелками, что были заправлены в начищенные кирзовые сапоги, смотрелся он… Не смотрелся он, короче. А прибавить к тому ещё привычку пристально глядеть на банку с растением и разговаривать с ней вслух — жди повышенного внимания в любой гостинице. Санитаров бы не стали сразу звать.
— Могута… — зачарованно прошептал Сергий, и тут же прижал широкую ладонь ко рту.
— Она, брат, самая, — подтвердило Древо. — Ты, Аспид, пока о простом думай, правильно. Портянки там, портки, фельдшера из «жёлтого дома». Тебе головку-то напрягать рано пока. Вон опять едва не растёкся мыслию по древу-то. — В Речи его слышалось, кажется, смущение.
Алиска вынырнула из машины, куда сунулась, стоило только деду опасть на обочину и перестать угрожать банке разбитием. Разбиением? Боем стеклотары, короче. В одной руке у неё была полторашка с водой, на второй с выражением крайней заинтересованности на моське подпрыгивал Павлик. Я продолжал сидеть на гравии, впивавшемся в задницу, не обращая ни на ощущения, ни на происходящее в целом, кажется, ни малейшего внимания. Картинка растущих внутрь деревьев была слишком яркой, чтобы отвлечься от неё так быстро.
Лина буквально выдернула бутылку у сестры, намочила невесть откуда взявшийся носовой платок и стала обтирать мне лицо. На платочке были какие-то цветы. Кажется, тоже розовые. Как те лучи, что тянуло ко мне её поле. Только в них, в середине, пробивались заметные синие полосы. Тревога, наверное. На то, что творилось вокруг, я смотрел, как безнадежный завсегдатай сумасшедшего
— Это что же выходит, — начал было Сергий, но Ося тут же перебил его:
— То самое, Серый. Вот прямо оно, как есть. За плечом у княжича должен именно такой дядька стоять — ярый да могутный. Так у вас исстари повелось. И он теперь у нас есть. Главное, чтоб перестал в овощ играть, а то долго что-то.
— Да ты никак и вправду из ума выжил, Оська! — воскликнул дед, так и не отняв ладонь от лица. — У него с твоего первого «здрасьте» чуть все мозги не вылетели, а ты третьим порядком сразу?! Да у него шансов, чтоб душа в тулово вернулась, поди, ни единого и нет!
— Не вопи! — «голос» Осины был жесток и твёрд, аж звякал. Вздрогнули на этой фразе все, а Павлик даже скривил нижнюю губу коромыслом, будто собирался зарыдать, но пока откладывал. — И не каркай! В нём душа, вконец ослеп что ли? Ну так надевай свой велосипед на нос и сквозь него посмотри!
Обстановка на обочине была явно жаркая. Сидящий пенсионер орал на банку. Бледные Алиса и Энджи возились вокруг меня с ещё какими-то тряпками, потому что маленький душистый чистый платочек улетел дальше от дороги, в траву, сразу — отстирать его шансов не было. Откуда вообще взялся-то он — на велосипедках карманов, вроде, не бывает? Павлик стоял, держась двумя руками за мою левую коленку, между мной и Хранителем, переводя взгляд между всеми участниками дискуссии, будто прислушиваясь. Но без особого успеха — мама и тётя молчали, деда и Ося лаялись непонятно, а в голове у дяди будто кто-то трубку телефонную с аппарата снял и на стол рядом положил. И оттуда доносились только однотонные прерывистые гудки. Хотя вряд ли он так думал — такие телефоны задолго до его рождения разошлись по музеям и помойкам.
— Ярь, Аспид — это, чтоб вам, человечкам, понятнее было, вроде как мужское начало, огненное. Стимул, удар, вспышка. Без него жизни нет. Могута — начало женское, земное: сила, покой, порядок. На их балансе и стоит вся жизнь на Земле, — Древо, кажется, вещало на индивидуальном канале, только для меня. Не прекращая скандалить с Хранителем, выдавая такие перлы, что я б записал. Да некому было.
— Ты посиди чуть, но только не вздумай мне ни паниковать, ни с ума сходить. То, что сумел Ярь обуздать, не дал Землице-то — это качество редкое, богатырское. Удержать — сложно. Про других говорят — удержу не знает. Так вот это не про то, что его удержать нельзя, а про то, что сам он Яри своей не хозяин. Ты — хозяин, полноценный теперь, да с редким запасом. Если верно посчитал я — того, что ты сберёг-сохранил, на пару таких ударов земных хватило бы, что тут опять рыбки бы плавали, горы ледяные да тюлени всякие.
Речь Осины завораживала. Понимания особенно не прибавляла, но позволяла хоть на чём-то сосредоточиться.
— А что без подготовки я — за то прости. Чую, мало времени у нас. Хороводят «чёрные» последнюю сотню лет так, что никакого сладу с ними. А тут ты появился. Редкий даже по былым временам талант в тебе. Дар даже. Потому и спрос с тебя иной. Да и с меня тоже, — он, кажется, тяжко вздохнул.
Я нашарил взглядом на узорах Осиной сферы ту точку, через которую начал этот неожиданно закончившийся разговор. Напрягся чуть.