Дубль два. Книга вторая
Шрифт:
— Как вытянуть Аспида с той ямы, трепло?! — не унимался тот, со слюдяными глазами.
— Да не ори ты на меня! — бахнуло в голове так, что старик аж пригнулся, а у девки ноги подломились. Она, знать, тоже голос тот слышала. — Не знаю я! Второй раз за день мне признаваться приходится, что не знаю чего-то — представляешь, как противно?! Мудрое вечное Древо, надёжа Земли — а ни пса не знает, чего не хватись!
— Мудрые Древа, надёжи Земли
С искони Мира Род свой вели,
Коль возле Древа дорожка ведёт —
Встреча такая удачу несёт.
Вспомнился
— Древо поможет, коль будет беда,
Древо подскажет любому всегда,
Душу открой да зла не таи
Ты подле Древа — надёжи Земли!
Хором продолжили напев оба голоса, и старика, и второй, непонятно откуда звучавший. Девка кулак закусила чуть ли не в кровь.
А тут снизу ещё малец-оголец появился, волосики светлые, глазки серые, как у братиков моих. Только одежонка на нём странная была, невиданная, и лапоточки цветные на ногах, как у девки, только крошечные — кто и сплёл только ему такие? Да зачем? У них же тут, во сне, лето, теплынь. А возле провала жуткого пар от земли валил неделю, как снег весь стаял вокруг…
— Дядя! Ня! — малец протянул по мне ручонки. А я внезапно увидел свои. Те самые, которые отсекла кривая чёрная сабля давеча.
— Аспид! Если слышишь ещё меня — дотянись до Павлика. Хоть мыслью, хоть рукой — как сможешь. Ловчая яма всю Ярь твою высосала, того и гляди душу приберёт следом. Возьми у Павлика на обратный путь — да возвращайся, дел невпротык! — убеждал неизвестный голос. А белоголовый малец всё тянул ручки, повторяя своё:
— Дядя! Ня! — и на глазах у него тоже появились слёзки.
* Леонид Сергеев — Колоколенка: https://rutube.ru/video/975ba383102fb70e94b3404ac0c628f8
** Ковалдо — старинное название кувалды, большого кузнечного молота.
Глава 3
Не до песен
Как поднять руку, которую тебе отрубили несколько часов назад? Её же даже с земли не поднимешь — нечем. Они, когда я их последний раз видел, обе рядом лежали, пальцами так легонько по землице постукивая-дрожа, будто прощаясь. Плосконосый тогда проорал:
— С каждым так быть, кто сметь рука поднять на Улус Джучи!
На мне с двух сторон висели девки: та, голоногая, слева, и вторая, на Лизавету, племянницу Климову, похожая — справа. На ней порты какие-то непонятные были, небесно-синие. Рыдали обе в голос. Старик со слюдой на глазах на коленях рядом стоял, впереди, возле мальца белоголового, Павлика. И все — в слезах. А голос из ниоткуда всё нудел в голове:
— Всё, что ты видишь — морок, наваждение, обман. Семья твоя здесь, ждёт тебя, живого и здорового. Далеко ушёл, Странник. Возвращайся, пора. Лина! Скажи ему!
А мальчонка всё ручки тянет, а ближе не подходит — дед не пускает.
И тут голоногая меня
Рука не поднималась. То ли Антипка долго гостил в чужом-моём туловище, то ли силы все вытянула в себя проклятая дыра, незаживающая рана, на самый край которой, незаметной под толщей земли и обманчиво-живой зелёной травкой, я сподобился усесться. Но как-то было уже не до причин. Ощущение того, что тело не подчиняется, будто парализованное — не самое приятное в любом возрасте, наверное. А в моём — особенно. Последнее, о чём я думал — это о параличе. На губах стоял солёный вкус слёз Энджи.
— Молодец, Яр! Чуть-чуть осталось — просто протяни руку, — «голос» Осины звучал напряжённо.
Сергий и девчонки смотрели на меня, забывая моргать. Рука Павлика покачивалась и подрагивала. Он, кажется, никогда ещё не стоял на одном месте так долго. А Древу легко говорить — «просто протяни». Тут ноги не протянуть бы. Такое чувство, что телекинез пытался освоить — силой мысли подвинуть совершенно посторонний предмет. Думать так о собственной руке было непривычно и очень неприятно.
— Попробуй тогда Землю почуять, как там, на обочине! — не унималось Древо. — Её сил попроси!
Необходимость поднимать неподъёмную руку отпала. Это была единственная хорошая новость. Потому что ни пения, ни далёких звуков музыки я тоже не слышал. В ушах до сих пор стояли предсмертный вой сельчан и рычащие крики «чёрных». Стоп! Это же не в моих ушах, а в Антипкиных, ученика Клима-Хранителя!
— Климку видал?! — Сергий аж вытянулся, продолжая стоять передо мной на коленях. — Мы на Непрядве тогда ждали его, да не дождались. Что сталось с ним?
«Картинка» головы Хранителя Вяза, последнее, что видел его ученик, прежде чем провалиться в пылающий ад, полетела к нему, кажется, сама, вовсе без моего участия. Лицо старика почернело и застыло. Стало гораздо страшнее тех, с какими они только недавно поминали с балагуром-Петром погибших однополчан.
— Не сбивай его, Серый! Сам же видишь — никак в себя прийти не может, как в дверях застрял между явью да навью! — резко бросило Древо.
А я словно со стороны увидел себя, сидящего на этом мысу. На самом краю пылающей пропасти, которая не заживала семь с лишним веков. В окружении семьи, до которой не мог дотянуться, хотя все стояли рядом. И почуял боль Земли. И почему-то жгучий стыд за то, что разбередил рану и Ей.
— Больно, мама? — маленький Ярик смотрел на мать, что обожгла руку, схватив с плиты сковородку, случайно приняв её в предпраздничной кухонной суете за холодную.