Дубль два
Шрифт:
— А если в машину пройдём, на угон проверим авто, и на неоплаченные штрафы? — хмуро поинтересовался он.
— То мы просто время друг друга потратим, совершенно бестолку. А если я тебе просто так, по-дружески, на пиво денег дам — мы его можем сэкономить, — никогда так с сотрудниками не разговаривал. Видимо, новые знания и силы стали как-то по-новому обустраиваться внутри Ярика, обычно неразговорчивого и слабо общительного с кем бы то ни было. Особенно с представителями власти.
— Это другой разговор, конечно! Только это, — воодушевившийся было блюститель замялся, словно боясь спугнуть робко моргнувшую надежду, — того… двое нас так-то…
— Рубля хватит? — новый Ярик ориентировался гораздо быстрее старого и вектор беседы умел прокладывать самостоятельно. Это мне определённо нравилось.
— Вполне, — согласно кивнул
Зеленоватая бумажка с видом Ярославля проделала недолгий путь из заднего кармана джинсов, улеглась на полик багажника рядом с ядовито-зелёного цвета жилеткой. И испарилась под рукой фокусника-сержанта, лицо на котором расплывалось искренним счастьем и признательностью.
— Там до самого Обнинска впереди никого не будет, точно говорю! Дальше — прости, братан, не подскажу, область другая. Но калужские — те ваще мышей не ловят, пыли себе по тихой, не парься! — он напутствовал меня, как лучшего друга, только что обниматься не полез, — Счастливого пути!
Искреннее пожелание ещё звучало над трассой, а сержант с неожиданной для его отраслевой комплекции грацией уже летел к остановке. Через минуту из какой-то еле различимой отворотки за ней вылетел уставший Фокус, дальний родственник моего Гэлакси, и усвистел в сторону Наро-Фоминска, задорно крякнув напоследок. Я опустил крышку багажника и сел за руль.
Радио запело волшебным голосом Анны Герман про сады, что цветут один раз в год. Ещё недавно я вряд ли смог бы прослушать грустную песню с зеркальной историей. Сегодня было вполне терпимо. Только мысли в голове потянулись такие же протяжные.
Когда-то давно я, помнится, уже задумывался на этот счёт. На предмет дуальности бытия. Да, продавцов стройматериалов тоже посещают неожиданные мысли философского характера. Чертова дуальность… Все имеет две стороны… Вот к примеру — дал ты милиционеру денег, за то что он тебе помог. Потому что если бы не дал — он бы не помог и ходил бы ты пешком полгода. Милиционер тебе добро сделал? Да. Ты ему тоже? А как же. Все чинно и благородно. А с другой стороны — статья в кодексе, потворство коррупции и прочее барахло… Читал статью, помнится, в одном журнале про тогдашние реформы милицейские, со всем согласен был. А на практике все гораздо интереснее. В этот раз за мной точно не было никакой вины, но вариант освободиться от пристального, но крайне несвоевременного внимания властей я выбрал тот же самый. По привычке, видимо. Если смотреть на ситуацию с высоты, открывшейся мне старым мудрым Дубом, то поступил я решительно неверно. Став одним из тех самых искусителей, что мешают событиям идти своим, правильным чередом. Которые потом зачастую сами сетуют на то, что ни слуги закона, ни врачи, ни чиновники любого, даже самого крошечного ранга, ни с места не сдвинутся и ничего не сделают без подачки. Конечно, не все. Но, к огромному несчастью, многие. Что вот мне мешало пойти с сержантом в их Фокус, убедиться, что штрафов на мне нет — и ехать дальше спокойно, без этих лишних долгих тягомотных мыслей? Привычка? Так себе объяснение.
Обнинск, Малоярославец и Калугу объехал как-то быстро, по касательной, не попадая в сами города. Дорога тянулась, становясь то шире, то уже, то поднимаясь в горку, то ныряя в лес. Как жизнь. Пролетали встречные машины, то подороже, но чаще — подешевле и постарше. Фырча и отдуваясь, отползали назад за правыми стёклами на обгонах попутные фуры. Деревья сменялись полями, те — деревеньками и посёлками, небольшими городками. На обочинах в населённых пунктах торговали пирожками, рыбой, кукурузой, молодой картошкой. Жизнь, во всём её дорожном однообразии на высокой скорости. Чтобы увидеть детали и заметить важное — нужно остановится. Но я ехал вперёд. Зная, что часть своего важного я уже увидел вчера, а вторую, явно, остро недостающую, увижу сегодня. С каким-то даже необъяснимым смущением и виной пролетая мимо чужих жизней. И, пожалуй, лёгкой завистью от того, какие они простые и понятные.
Сперва показалась речка. Хотя нет, не так. Сперва по левую руку я увидел песчаный карьер, очень похожий на тот, где работал последние годы перед пенсией батя. Та же техника, те же ярусы-горизонты. Следом за ним зацепила глаз табличка с названием реки. Снежеть. Остро зацепила.
Город оказался рабочим посёлком. В Подмосковье такие тоже есть, но по сравнению с этим — любой из них казался Лас-Вегасом. Время явно в эти края заходило только в лице торговых представителей и рекламных агентов крупных сетей. Чтобы развесить на стенах, остановках и рекламных щитах свои ярлыки. И сломя голову убежать куда-то дальше, остро чувствуя, что любые их знаки и символы, красно-белые, бело-синие, жёлто-чёрные, к этой лесной вечности никакого отношения не имеют.
Дорога, неожиданно превратившаяся в улицу «Пролетарская», вела меня по посёлку. Я смотрел по сторонам, как случайный турист, из последних, кажется, сил не забывая, что сижу за рулём. Двухэтажная застройка. Тополя, покрашенные по колено белой извёсткой. Странные автобусные остановки без стен. Гулявшие пешком и катившиеся куда-то на велосипедах люди на фоне вывесок известных федеральных торговых сетей. Если убрать которые — всё вокруг напоминало бы фотографии времён молодости отца. Только в цвете.
Следуя советам явно растерявшегося навигатора, я свернул направо, на улицу Ленина. Глянув на карту, увидел дальше знакомые каждому с детства фамилии: Маркс, Урицкий, Киров, Чкалов, Калинин. Что вы говорите? Девяносто первый год? Развал Союза? Да что вы говорите…
Дом быта, который карта называла торговым центром с амбициозным названием «ЦУМ», до своего столичного тёзки явно не дотягивал. За стоимость настоящего центрального универмага таких городов пожалуй, можно было купить с десяток. Но вокруг ходили живые люди, не знавшие этого и не думавшие об этом, улыбающиеся или сосредоточенные, разные. Я поставил Форда рядом со ржавой до изумления серой «семёркой» Жигулей и потянулся, осматриваясь. Двух- и трёхэтажные дома, липы, тополя и клёны выше них. Какие-то фруктово-ягодные, хотя, скорее, плодово-овощные развалы рядом, прямо на траве, на картонках и деревянных ящиках. Две женщины в одежде, как из фильмов Рязанова. Хотя, скорее, даже Данелия. Две с половиной машины на парковке у торгового центра. По-настоящему — две с половиной: моя, «семёрка» рядом, и половина остова двадцать четвертой «Волги», передняя. Но с пустым подкапотным пространством и салоном. Я глубоко вздохнул. Воздух был чистым, приятным и вкусным, с запахом липы, скошенной травы и, кажется, пельменей, что варил кто-то в соседнем доме. Настоящих, не покупных.
Прямо перед глазами стояло приземистое здание в сайдинговом костюме, с тремя большими буквами на крыше. ЦУМ, если кто забыл. Я шагнул в сторону входа, обойдя приличных размеров лужу. Навстречу вышел парень в кожанке и такой причёске, которую я последний раз видел только на Женьке, перед тем, как он ушёл в ПТУ. В парне сидело тёмное Пятно пятого ранга. Он смотрел на меня над пальцами левой руки, явно делая вид, что просто так остановился ровно на моём пути, чтобы прикурить.
— Турист? — голос хороший. Таким только песни петь. Добрые. Если слова знать.
— Неа, к бабушке еду. Тут ключи есть где сделать? — я говорил спокойно, доброжелательно. Как турист.
— Чо, того бабка? А дом продавать думаешь? — стриженный под расчёску сделал стойку мгновенно.
— Сплюнь, ты чего? Бородка стёрлась на ключе, просила новый сделать, вот и ищу слесаря, — определённо, с новыми знаниями импровизация работала гораздо лучше. Да и в принципе работала. Раньше мне над таким ответом думалось бы гораздо дольше, и то вряд ли, что так хорошо получилось бы.