Дубль два
Шрифт:
А вот и я. Сплю. Крепко. Дорожка слюны на щеке. Красная полоса от подушки на ней же. Рот закрыт. Женская рука зажимает нос. Через несколько секунд губы расходятся, а между ними другая рука вставляет какую-то деревянную трубочку, сплошь покрытую странными знаками, похожими не то на руны, не то на иероглифы. Бывшая дует в трубку — и споры Чёрного Дерева попадают в спящего Ярика Змеева. А он продолжает крепко спать. А я вижу, как в лёгких, скрытых кожей, мышцами и рёбрами, начинает формироваться тёмный сгусток. Пятно Тьмы.
Перед раскрытыми глазами начали проявляться контуры двора. Первым прорезал небо колодезный журавль. Казалось, что его шея-стрела указывала мне на что-то
— Опять Дуб не ошибся. Столько Яри я никогда ни в ком не видел. Ты молодец, Яр! Ты победил! — Алексеич радостно хлопнул меня по плечу.
А я продолжал сидеть не шевелясь, сглатывая злые ядовито-горькие слёзы. Которые опять текли внутрь.
Обедали в горнице. Дед поставил на стол здоровенную сковороду картошки с грибами, а рядом — миску густой настоящей сметаны. Всё приготовление я пропустил — сидел на нижней ступеньке крыльца, накрыв левой ладонью ту ссадину над правым запястьем. А перед глазами снова и снова крутились образы, что я собрал из «памяти» чёрного слизня. Теперь я знал, откуда берутся эти пятна Тьма. И как различать их носителей. И тех, кто превращает обычных живых людей в плодородный эмоциональный субстрат для полуразумных паразитов. Знал и то, что симбионты будто объединены в общую сеть, вроде грибницы, только нити мицелия были не физическими, а энергетическими. Знал, что Чёрное Дерево почувствовало, как завял один из бесчисленного множества его ростков. И что теперь будет искать и выяснять, где это случилось и почему. Но сюда его слуги не доберутся.
Память, будто подстёгнутая сегодня двумя этими странными древесными «прививками», рассказывала многое.
Княжна Беклемишева повесилась на болоте не от несчастной любви. Точнее, не совсем от неё. Пятно Тьмы тогда опасно близко подобралось к Дубу. Лесной пожар, устроенный тогдашним Хранителем, предшественником и учителем Алексеича, пущенный «встречным палом», скрыл и запутал следы.
Арестантов ДмитЛага было не сто, а двести шестнадцать. Три шестёрки, или шесть в кубе. Малая гекатомба. Среди людей в фуражках с васильковыми околышами было много тех, пятна Тьмы в которых, казалось, были видны даже неподготовленным людям. Зло тогда плясало свой ритуальный танец ярко, завораживающе. Многие запреты и ограничения были сломаны и поруганы. Замучить и утопить в болоте две сотни народу с лишним — капля в море. Тогда Дубу пришлось тяжко. Вместо него сожгли трёх его детей. А его самого Алексеич спрятал в амбаре. Чудом не нашли. В ту пору чудес было очень мало, но случались.
Почти сто лет не было и духу чёрных слизней в этом заповедном лесу. Горели другие — в от Полесья до Залесья. Извели тёмные твари и их слуги всех великанов на древнем Радонежье, между Волгой и Камой. Дерева, что пережили ледники, потраву и пожары, не покорившиеся каганам, бекам и ханам, умирали в огне, разведённом потомками тех, кого они учили тысячелетиями. В тёмное время люди с чёрными душами поднимались высоко и быстро. И щедро сеяли вокруг себя ростки своей веры и силы. То есть, конечно же, не своей.
Дубы, Липы, Ели, Сосны, Вязы, Осины, Клёны и Ясени держались сотни и сотни лет и зим. Но волна пожаров новейшей истории оказалась сильнее. Там, где на протяжение веков росли десятки — остались единицы. От Северной до Западной Двины, богатых и гордых рек, из тридцати шести деревьев выжило два. И одно из них посылало меня к другому, передать весть.
После обеда мы попрощались с дядей Митей. За половину дня я, казалось, вполне освоил «мысленный» язык, поэтому «говорили» мы и за столом. Лесник уверял, что со временем я научусь «слышать» его на любом расстоянии. Пока я хорошо понимал адресованные мне мысли, только если видел собеседника. Но такое общение в любом случае получалось быстрее, богаче и как-то объёмнее привычного обмена звуками. Я узнал, как Алексеич, тогда ещё просто Митяй, забрёл в эти места. Как подружился с Дубом и стал Хранителем. Как уберёг его в годы революций и войн. Узнал, как правильно смотреть и «видеть» переносчиков чёрной заразы, и что от тех, кто выше третьего ранга, надо бежать сломя голову. Всего рангов было пять. Бывшая была как раз на пятом. А тётка её, что растила племянницу с детства, после неслучайной гибели родителей девочки, стояла на границе третьего и второго ранга. Старая, хитрая и опытная ведьма, в самом плохом смысле этого слова. Лесник рассказал, что их, Хранителей, раньше, в разные времена, звали ведунами, ведьмаками, кощунами, кудесниками и волхвами. Но та пора, когда люди уважали их знания и умения, давно прошла. Как и те периоды, когда их попросту боялись. Что за беда у Хранителя того, второго дерева, он не знал, но советовал не тратить времени зря, раз Дуб так велел. В том, что хозяин и родитель здешнего леса не ошибался, мы оба были уверены полностью.
Серо-зелёный камень, один из тех самых «синь-горюч камней», которыми славилось Радонежье, да и всё Залесье, встретил меня той же самой, кажется, змеёй, что совершенно так же грелась в лучах Солнца на тёплой груди валуна-великана. Я знал и то, что много-много лет назад вятичи, что жили тогда в здешних лесах, почитали огромный гранитный осколок за Бога, приносили хлеб и молоко. За это никого из них никогда не кусали местные гадюки. Про Дуба древние люди не знали, кроме двух-трёх Хранителей в каждом из поколений. Но те, уйдя из роду-племени, пропадали для людей, становясь ближе к Богам. Которые старались таким образом оградить от бед и себя, и люд вокруг. Жаль, везло не всегда.
«Пятьдесят третий» подъехал через семь минут после того, как я дошагал до Вороново, как по заказу. Странно, но вид чужого дома на месте нашего сегодня почти не трогал. Видимо, в том чёрном хороводе зла, что явил мне Дуб, моё персональное горе растворилось почти без остатка. То, что сделанного не воротишь, сомнений не вызывало и раньше, а теперь стало подтверждённой истиной. Но можно было сделать что-то новое, лучше и правильнее. Именно этим я и планировал теперь заниматься.
От Игнатовки старой тропкой едва ли не бегом рванул к гаражам. Только сперва прошагал мимо ворот, что не так давно запирал за собой навсегда, в сторону магазина с запчастями, что ютился прямо на территории гаражного кооператива. Особо технически подкованным себя не считал никогда, но если не богат и ездишь на старой машине — приходится выкручиваться чтением форумов, общением с работягами на сервисах. В мой последний к ним визит мне грустным голосом сообщили, что «Гена — всё». На человеческий это переводилось, как «генератор перестал генерировать и больше уже не начнёт никогда». Новый «Гена» стоил, как полноценный «Геннадий», поэтому утрату старого я запомнил даже на том смазано-размазанном общем фоне сплошных потерь и неудач. Слабая техническая грамотность и внезапно появившаяся надежда на лучшее в один голос говорили мне, что новый аккумулятор должен вернуть Форда к жизни. За ним в магазин запчастей я и зашёл.