Дубль два
Шрифт:
Слева показался поворот на Хацунь. О нём сильно заранее, за пару километров, предупреждали щиты и указатели неожиданно больших размеров. Скорость полёта Нивейки позволяла отлично всё рассмотреть. И даже прочитать. В деревне теперь был памятный мемориал, который открывали, судя по фото, лично самые первые люди страны, окружённые не менее первыми в губернии. Районные и поселковые начальники стояли в стороне, ближе к простым смертным, и явно были этому вполне рады. В сторону деревни вёл новый чёрный асфальт, под утренним солнцем гладкий, как стекло. Но нам нужно было дальше.
Требуемый
Судя по навигатору в телефоне, что прыгал на правом бедре, регулярно порываясь то свалиться под ноги, то уйти в щель между сиденьем и рычагами коробок, до Осиновых Двориков оставалось всего ничего, когда справа вдруг открылась между деревьями автомобильная парковка. Просторная, метров полтораста длиной, наверное. Совершенно пустая. И решительно необъяснимая с точки зрения здравого смысла посреди глухого леса. Кому и зачем она была тут нужна? Трогательная забота о поселковой администрации о блудливых грибниках? Или блудящих… Потеряшках, короче.
Нивейка клюнула капотом, съезжая на укатанную какой-то техникой площадку с какой-никакой, а дороги. Я вылез из-за руля и обошёл машину, выпуская на волю женщин и детей. По одной штуке каждого наименования, как говорили поставщики Заура на рынке. После самоходного вибромассажёра отечественного производства на земле стоялось как-то непривычно. Устойчиво, предсказуемо и вообще в целом комфортно. Думаю, если бы ехать нам пришлось дольше —появилась бы походка враскачку, как у моряков и фривольных женщин. А если целый день — то мы бы и общаться начали исключительно бранными междометиями, как они же. Но повезло — путь сюда длился всего-то минут сорок, наверное.
Алиса переминалась с ноги на ногу, как-то затравленно оглядывая окружающий небогатый на детали пейзаж. Если я ничего не путал, то внимание её задерживалось на тех участках, где лес был погуще и к нам поближе. Сложив два и два, я протянул руки и сказал:
— Давай, подержу.
Сестра размышляла долго, секунды полторы. Но вручила-таки мне Павлика и рванула к лесу. Не подвела меня логика, стало быть. Племянник внимательно и даже немного сурово изучал меня своими серыми глазами, сдвинув для значительности светлые бровки. Смотрелось забавно. Вроде как руководитель глядел на дурачка-подчинённого, что на выездном корпоративе заслонил что-то важное перед начальственным взором. Например, строчки текста в караоке. Или танец молодой стажёрки.
Как это произошло — я снова не понял. Вроде как шум листвы как-то неожиданно соединился с криком какой-то незнакомой птицы, бликом солнечного луча в глазах племянника и ещё чем-то — и в голове раздалось: «Там. Больно. Дядя». От неожиданности я едва не подскочил. Вот тебе и взгляд начальника.
Подошедшая Алиса потянула руки за сыном. По ней было видно, что жизнь удалась — лёгкая улыбка, плавная походка и мягкий, умиротворённый свет в глазах. Ничего общего с той ошпаренной кошкой, что убегала с парковки только что.
— Подожди, Лис, — я не спешил передавать Павлика, отчего сестра вскинула на меня глаза с тревогой, — попробуй услышать, о чём он думает. Я понимаю, что по-идиотски звучит, но попробуй, пожалуйста!
Она вздрогнула, вскинула брови. Ресницы затрепетали часто-часто, а глаза стали, кажется, наполняться слезами. Этого только не хватало! Сейчас-то с чего бы?
— Что? — непонимающе спросил я.
— Лис… Меня только папка так звал. Голоса у вас похожи… — ну вот, теперь у неё ещё и губы задрожали.
— Ну так ничего удивительного, сестрёнка. Мы немножко родственники с ним, на кого мне ещё быть похожим? — я говорил убедительно, стараясь успокоить её. Что-то подсказывало, что рыдать сейчас — вообще не ко времени.
— А ты зато, когда смеёшься, совсем как он нос морщишь, — вспомнилось внезапно.
— Мама тоже так говорила, — попробовала улыбнуться она. Поморгала немного, закинув голову. Почти помогло — слёзы практически ушли, лишь веки были чуть припухшими, и белки глаз краснее обычного.
Я передал ей на руки сына, что смотрел на нас с живым интересом, словно пытаясь понять — пора ли ему тоже плакать вместе с мамой, или пока рано?
— Лис, прозвучит глупо, я сразу предупреждаю. Но представь, что ты в сказке. Мы, я не знаю, в тридевятое царство шли, да с пути сбились. А Павлик — наш клубочек золотой. Он пытался мне что-то сказать, но я, видимо, детского не знаю совсем, и поэтому плохо понял. Попробуй ты!
Да, для совершенно пустой автомобильной парковки посреди дремучего «хрен знает где» — самый подходящий разговор. Но уж как смог.
Я положил ладони на ножки и голову племянника, там, где не мешали руки Алисы. Она смотрела в глаза сына, который начал чмокать губами. Проголодался?
— А-а-ать! — вдруг отчётливо произнёс он, глянув на меня странно.
Не будь ему год и три — сказал бы, что взгляд у него стал острым. Цепким даже. А я внезапно отчётливо понял это слово целиком. Как и предыдущие три. И всю фразу полностью. Именно ей я привычно среагировал недавно на то, как пробило подвеску на очередной яме. И тут же вспомнилась комедия, где парень-медбрат приехал знакомиться с роднёй будущей жены, отец которой оказался отставным разведчиком. Там был момент, когда главный герой совершенно случайно, внезапно и не со зла, а по нелепому стечению обстоятельств научил племянника новому слову. Беды было две: это оказалось первое слово, что малыш запомнил и произнёс. И вторая — такие слова решительно не стоило говорить при детях, конечно. В кино с правильной озвучкой смотрелось забавно, как белоголовый ангелочек вытягивал трубочкой губы, старательно произнося второй слог. Я, кажется, покраснел.