Дубль два
Шрифт:
Я просунул руки в сплошную зелёную стену, нащупал какую-то сравнительно толстую и крепкую палку, и попробовал приподнять створку. Снизу раздался еле слышный звук рвущейся травы. Видимо, этой «дверью» давно не пользовались.
Закрыв ворота за нами, я обернулся и вслед за Алисой осмотрел территорию участка. От дома дяди Мити увиденное почти ничем не отличалось. Но только с точки зрения схематичной застройки. В том же месте — домик на два окна. Там же, где и у старого лесника — баня, низкая, из почерневших брёвен. Заросшая травой по самую крышу. Колодец-«журавль». Покосившийся ветхий парничок, из-под плёнки которого во многих местах тянули к солнцу побеги какие-то растения. Не похожие на культурные,
— Только ты один. Мы подождём, — прозвучало-«осозналось» в голове.
— Так, задача номер «раз», — сказал я Алисе, едва унялось заполошное с бега дыхание. Она снова вздрогнула. Ну да, батя обычно начинал обозначать фронт работ именно этой фразой.
— Осмотреть дом, навести порядок. Справишься?
— Да. Только я одна боюсь заходить, — ответила она. Логично, я бы на её месте тоже не рвался в чужую избу с мутными тёмными стёклами и дверью, висевшей, кажется, на одной петле.
— Айда! — я пошёл первым. Ну а как ещё?
Внутри дом был точно таким же, с крытым двором, с совершенно аналогичной планировкой. Только жутко запущенный. Воды в рукомойнике не было. Печку, судя по всему, не белили несколько лет. И когда топили последний раз — я бы не рискнул догадываться. Посреди кухни лежала на боку табуретка. Рядом с ней — обычная эмалированная кружка. Вокруг неё и в ней — чаинки. Давно засохшие.
Из горшков в кухне и горнице свешивали жёлтые сухие листья и ветки какие-то комнатные цветы. Я из них знал только столетник и спатифиллум, который ещё называли «женское счастье». В бабушкиной квартире, где после ремонта мы жили с бывшей, он колосился так, что Катя всегда самодовольно улыбалась, проходя мимо. Я этим едва ли не гордился, приписывая её счастье в свои заслуги. Дурак. То, что свисало из горшков здесь, не было ни столетником, ни «счастьем». Возле кровати стоял какой-то таз с неприятными, давно засохшими остатками не хотелось даже думать чего именно.
В комнатку слева, такую же, в какой я ночевал у дяди Мити, дверной проём закрывали шторки. Вместо смородины на них были вишни, крупные, спелые, почти чёрные. Ткань я сдвигал с опаской, проследив, чтобы Алиса не смотрела. Она как раз на кухне что-то разглядывала, не трогая, впрочем, руками. Молодец.
Комнатёнка была пуста. Отлегло. Вот только мумии отца Сергия мне тут и не хватало, конечно. С потолка так же, как и у Алексеича, свисали веники сушёных трав. Судя по цвету — висели они тут не первый год. И не второй.
Вернувшись в горницу, я поднял с пола таз, а от печки захватил два ведра.
— Я сейчас, воды наберу, — сказал сестре. Она молча кивнула в ответ, глядя на раскрытые створки посудной полки.
Таз залил водой и оставил отмокать. Вёдра протёр на скорую руку травой — благо, тут её везде было море. Одно поставил на печь, из второго часть вылил в рукомойник.
— Лис, я печку сейчас затоплю и пойду смотреть остальные постройки. Вы оставайтесь тут. Найдёшь, чем заняться? — тюкая рассохшимся топориком по полену, спросил я у сестры, не поднимая головы.
— Конечно. А пылесос… хотя откуда тут пылесос. Подмету пока да полы помою. А… — начала было она, но я перебил:
— Вещи с машины позже принесу, и с едой потом решим. Пока не это главное, — она снова кивнула.
Открыв все окна и убедившись, что печка гаснуть не планировала, я вышел на улицу. Шаркающие звуки из дома подтвердили, что сестра приступила к выполнению плана. Повезло — он у неё хотя бы уже был.
Прежде, чем лезть в амбар, я набрал ещё пару вёдер воды, что нашлись в сенях. Прислонился к двери, приналёг — бестолку. Наружу
Осмотреться вышло не сразу. Как и тогда, у дяди Мити, сперва глаза «выключились» из-за резкого перехода со света в темноту. Поморгав, стало полегче. Та же конструкция из шести ярусов, на самой вершине которой торчал совсем уж хилый прутик. Один. Без единого листика или веточки. Рассохшиеся «этажи» башни-постамента были покрыты трещинами. Памятуя о полу в амбаре Дуба, глянул под ноги. Ближе к центру в древесину был утоплен зуб, кривой, тонкий и длинный, похожий на змеиный. Подальше — настоящий меч, слишком большой для одной руки. Хвостовик ручки был сделан в форме птичьей лапы — расходился на конце натрое. Я словно нарочно осматривался медленно, будто зная, что вот-вот увижу что-то такое, чего и сам не хотел бы, и другим не пожелал. И не ошибся.
Это было похоже не то на старую птичью клетку, не то на какой-то плетёный абажур. А ещё на вершу, какими в старину рыбу ловили. И на саркофаг для мумии тоже немного было похоже. В первую очередь — головой мумии, что торчала с одной стороны.
Глава 15
Старики-разбойники
Я замер. Не то, чтобы до этого плясал по амбару «ча-ча-ча», но тут прямо вообще как примёрз. Из плетёного короба торчала голова седого старика в больших сильных очках с толстой коричневой оправой. Одна дужка, та, что я видел впотьмах, была заботливо замотана синей изолентой. Такая же удерживающая чудо-повязка, спасающая любой прибор или предмет при непредвиденных обстоятельствах, была на переносице, между стёклами. Очки явно тоже были пожившие.
Мне вспомнилось слово «корзинь», прочитанное когда-то давно в какой-то хорошей книге. Там так назывался плетёный древний прообраз гроба-домовины. В нём раньше хоронили. То, что было вокруг тела старика, очень походило на этот термин. Темень, странный алтарь странного Дерева, плетёный гроб и мумия в нём. Это я удачно зашёл… Но тут стало совсем не до смеха. Хотя и было-то не до него, если честно.
У мумии шевельнулась кожа на шее. Можно было бы предположить, что это свет мигнул. Но света в той стороне не было никакого. Под правым ухом, под углом широкой челюсти, под редкой белой бородой дрогнула серовато-жёлтая, будто из старой бумаги, кожа. Точно над сонной артерией.
— Пора, Славка! — еле слышно прошелестел в голове голос Алексеича. И меня отпустило.
Решение о том, что нужно делать, пришло мгновенно. Я в два прыжка долетел до лавки, такой же или очень похожей на ту, что стояла напротив Дуба. Сел, пытаясь вспомнить положение тела дяди Мити. Отставил левую руку и не глядя повёл ей по стене. И пальцы почти сразу зацепились за какую-то рейку, совершенно неразличимую глазом в полумраке. Я потянул её к себе.
Под крышей раздались шелест и скрип. Сверху посыпались какие-то листья, пыль и труха. Лучей света, тех самых, тонких, с палец толщиной, было явно меньше, чем я видел в прошлый раз. Но они были.