Дубль два
Шрифт:
— Тут шесть душ людских и ты, Древо. И все мы, кто больше, кто меньше, связаны с тобой, обязаны тебе. Нам проще: сели и уехали. Убежали. Попробовали потеряться. Только вот конкретно я теряться не хочу больше. Я, может, только нашёлся. И бросать тебя я не стану. Если нет способа тебя с собой забрать — всех отпустим, а сами рядом ляжем в землю, вот прямо тут. Если свезёт — побольше чёрных с собой утащим.
Тишина вокруг давила на не до конца отошедшие уши. И снаружи, и изнутри. Молчали все.
— А вот если вспомнишь ты, как может Древо в ту же землю, да в новом
— Быстро учишься. Удивил. Продолжишь? — пропасть мне пропадом, если в Речи Осины не было заинтересованности.
— Мы увозим тебя с собой. Или часть тебя, у вас с этим, как я понял, нормально все работает. Только ей не надо никого в грунт вбивать будет. Она будет жить и расти дальше. И мы вокруг. Мысль, конечно, оформлена слабо, но уж как смог, извиняйте. А теперь — к фактам: ты так точно можешь. Мы хотим жить. Твоё слово, Осина? — да, я играл ва-банк.
— Жук ты навозный, а не Аспид, — ответная реплика прозвучала не сразу. И без уверенности. И я решил пойти на крайность.
— Тогда давай, как сейчас модно, спросим у всех задействованных. Как обычно, слушать или нет — дело твоё, но спросить — спросим.
Я чувствовал, как тело покидают ростки Древа, что спасло меня и поддержало во мне жизнь. Отплатить ему за это идиотским «отлично, теперь умрём вместе» казалось мне не честным и не равноценным обменом. Плети корзиня расползались, втягиваясь в пол амбара. Я упёрся обеими локтями в него и с третьей попытки уселся. С ног ветки и прутья убраться пока не успели. Многочисленные ощущения, будто из тебя вынимают иглу, с помощью которой только что брали кровь на анализы или делали укол, отвлекали. Но не сильно.
— Итак, — начал я, сидя посреди амбара, в окружении женщин, детей и мифологических существ, — о насущном. Вариант номер один: мы остаемся здесь и принимаем бой. Помрём с вероятностью сто процентов — эти чёрные дело знают крепко. Вариант номер два: хватаем Осину и валим. Помрём с вероятностью в те же сто процентов. Потому что, как Древо говорит, порядок должен быть: все помирают — и мы помрём. Но, в отличие от варианта номер один, не сразу. Очень не сразу. А теперь все подумали, и кто додумался до варианта номер два — тянет руку вверх.
И первый, подавая пример, как всегда, все и на всех выборах, ткнул ладонью в сторону крыши. Следом за моей, поочередно, поднялись Алискина, Шаруканова, Линкина. Павлик задрал обе, сидя на попе.
— Ось, ослабь вязки маленько. Я тоже с молодёжью, если что. Яр резонно обосновал, — разом в двух диапазонах сообщил Хранитель.
— Я про жука навозного говорил, или только подумал? — раздалась мысль Древа. Но я готов был спорить на что угодно — удивлённо-довольная. — Ты глянь на него, Серый, а? И латынь знает, и психологию масс. Ося Геббельс тебе бы руку жал и на службу звал.
Я молчал. Потому что ладонь Лины как-то незаметно переместилась с расплёвшегося корзиня мне на руку. И мы смотрели в глаза
* scientia potentia est — знание — сила (лат.)
Глава 24
Родившимся заново
Обедали в тишине. Ни словами, ни Речью никто не пользовался, даже Павлик как-то попритих, хотя на выходе из амбара прямо-таки сыпал вопросами и просто так, терминами и определениями. Явно радуясь тому, что мама и остальные большие начали его понимать. Кто там говорил, что человек — животное социальное? Прав был, кругом прав.
Рыбный рацион на второй день ещё не наскучил, а настоявшаяся уха вообще была встречена с горячим одобрением. Под дружное прихлёбывание я пробовал прикидывать варианты дальнейшего развития событий. Получалось так себе. Потому что для корректного планирования явно требовалось больше вводных. Сколько места будет занимать «транспортировочный модуль» Осины? Семечко это будет, черенок, или что-то более масштабное? Какие требования у Древа будут для укоренения? Я бы ни разу не удивился, если бы узнал, что место требовалось выбирать путём сложных расчётов движения небесных тел и с опорой на глубинные знания геологии и географии. Которые, надо полагать, у Осины точно имелись.
Алиса сновала вокруг стола, не разрешая Лине помогать. Вроде как гостью не с руки обременять. Моя мама тоже так же думала всегда. Энджи сперва робела немного, но ко второй тарелке перестала. Как дал понять Мастер, после того, как организм избавляется от Пятна, ему нужно много энергии и строительного материала, чтобы начать исцеляться. Нервные, сказал, ткани и клетки страдают сильнее прочих. Мы с Линой тогда согласно промолчали, чтоб не начать «троить» снова.
А ещё в голове крутилась картинка, которую видел когда-то давно, кажется, на Пикабу: лесистый склон какой-то горы, под ним — ровное зелёное поле. И дерево на поле, за которым тянулась не то колея, не то канава от склона, будто оно сползло, съехало оттуда. И, как водится, надписи. Сверху — «если тебе не нравится твоё место — поменяй его, ты же не дерево!». А внизу нецензурная прощальная реплика от того, что сменило гору на поле. Очень к месту вспомнилось, прямо вот в масть.
После обеда был чай со всякими вкусняшками, которых я, откровенно говоря, не ожидал. Вчерашние утренние бутерброды со сгущёнкой, повидлом и сладкой пастой были, конечно, вкусными и забежали «на ура», но в привезённых коробках и пакетах нашлись конфеты, печенье и даже торт. Причём, неожиданно, мой любимый — сметанный «Панчо» с ананасами. Вроде бы фабричное производство, на поток, массово — но мне нравился. И, судя по тому, как быстро кончился — не мне одному. А то, как налегала на сладкое Лина, прямо-таки умиляло. Глядя на неё, со счастливой улыбкой жевавшую шоколадную конфету, вторую или третью, нельзя было не радоваться. А то видал я всяких-разных, которые, прежде чем что-то съесть, в смартфоне считают, сколько это что-то им отложит калорий на талии и заднице. И эта процедура непременного расчета и примерки виртуального сала при этом отражается на лице тягостными, мучительными сомнениями, отрицанием и торгами. Как по мне, если перед едой её возненавидеть — так лучше вообще не есть тогда. Кому как, конечно, но в нашей семье таких проблем не было: что на столе стоит — то и ешь. Не хочешь есть — выходи из-за стола. Сидеть «с мордами», как батя говорил, как-то было не принято. То, что у тебя нет аппетита, вовсе не причина портить его тем, у кого он есть. У Энджи, судя по ней, был, да ещё какой.