Дублет из коллекции Бонвивана
Шрифт:
К их счастью, возле дома никого не было. Когда машина остановилась, они с проворностью пожарного расчета выскочили из нее и бросились к багажнику. Перекинуть мешок через забор было делом нескольких секунд.
— Давай, старик, жми по газам! — махнул рукой Пуглов и сам в два приема перемахнул плотно сбитую высоченную ограду.
Приземлился он в мокрые от росы кусты жасмина. Рядом почувствовал упругую кочку мешка. Он слышал как удалялся Ройтс, и жуткое волнение последних минут стало покидать Альфонса. Он расслабился: вот так бы лежать и лежать.
Пахло сырой землей. В доме, видно, почувствовав чужака, залаял Форд. Пуглов нащупал мешок и попытался найти его горловину. Однако после недолгого раздумья к дому он пошел налегке, оставив деньги в кустах.
Ставни на окнах уже были закрыты, и только сквозь их сердечки струился свет.
Пуглов подошел к окну и попытался в едва различимую щелочку заглянуть в комнату. Но сделать это не удалось: отверстие приходилось как раз на переплет рамы. Прислушался — от дома исходила тишина.
Обойдя угол, Альфонс приблизился к крыльцу. Остановился и снова прислушался. И как ни осторожен был его шаг, как ни сдерживал он дыхание, Форд все равно чувствовал присутствие постороннего и лай перемежал злобным рыком. «Что же я тяну резину?» — ругнул себя Пуглов и решительно поднялся на крыльцо. Взялся за ручку двери, нажал на нее. Форд зашелся затяжным лаем. Пуглов не знал, что за дверью уже стоит Рощинский, прислушиваясь к едва различимым шагам позднего гостя.
— Кто там? — громко спросил Рощинский.
— Это я — Алик Пуглов.
Щелкнул отлетевший вверх крючок, и дверь широко распахнулась.
— Надеюсь, ты без своего дружка заявился? — Рощинский отступил на шаг вглубь коридора.
В комнате никого не было. На столе лежали две колоды карт — хозяин только что закончил раскладывать пасьянс.
Рощинский уселся за стол, не приглашая Пуглова сделать то же самое.
— Что произошло, Алик? На тебе нет лица…
— Все в порядке, — Пуглов избегал прямого взгляда Рощинского. — Разговор будет короткий, но содержательный.
— Ну что ж, послушаю и тебя…
— Вы когда-то остро нуждались в наличке, так?
— Допустим. И эта проблема не снята до сих пор.
— Хочу вам предложить много наличных, но, разумеется, не бескорыстно…
— Не тяни, Алик, открывай прикуп, — Рощинский плотнее запахнул на груди халат. — И разреши узнать, какой суммой располагаешь? Сотней, штукой или счет идет на миллион?
— Плата по договоренности.
— Говори конкретно — кто кому должен платить?
Пуглов ладонью вытер вспотевший лоб. Ему хотелось курить и он достал из куртки пачку «Голливуда».
— Я буду платить, но за это вы должны оказать мне небольшую услугу.
— Интересно послушать, о какой услуге идет речь?
— На время, буквально на день-два мне надо оставить у вас деньги. Вернее, мешок с деньгами…
И без того выпученные глаза Рощинского при этих словах еще больше расширились и, казалось, они вот-вот стеклянными шариками выпадут из глазниц и разобьются.
— Чьи деньги?
— Собственность
— Значит, речь идет о солидном куше? — Рощинский задумчиво барабанил пальцами по столу. — И ты мне за это отстегнешь какой-то гонорар?
— Я бы не хотел попусту тратить время…Называйте сами любую сумму.
— А где же сам мешок? С твоим приятелем остался?
— Он в надежном месте…Решайте, Владимир Ефимович. Дорога каждая минута.
На лице хозяина дома заплескалась ненависть.
— Сволочи! — сказал он. — Один спозаранку заявляется и с ножом в руках требует от меня золота, другой, рисуясь этаким доброхотом, сам предлагает тысячи…
Пуглов слушал и ничего не понимал.
— Я пришел к вам не кроссворды решать, — сказал Пуглов. — Да или нет?
— Ты посмотри, Алик, на меня повнимательнее и спроси себя: может ли такой сыч, как Рощинский, играть в азартные игры без надежды выиграть?
— Я ничего вам сверхъестественного не предлагаю, — нетерпение охватило Альфонса. — Я предлагаю вам честную сделку — все!
— Нет, ты, видимо, меня не понял. Я могу отвечать перед кем угодно, но только за свои грехи. Отвечать за чужие — извини, бэби. Пойми, Алик, я уже не молод для таких дел и хочу дотянуть свой век на свободе. Я и так проклинаю тот день, когда с вами связался.
В кладовке вдруг зло, с бесовскими переливами, залаял Форд. Шумно стукнула передняя дверь, потом вторая, и в комнату ввалился Ройтс. Обвел помещение накаленным взглядом. Он был взбешен.
— Где мешок? — рыкнул Таракан.
— Там, где мы с тобой его оставили.
Рощинский, глядя на вошедшего с нескрываемой неприязнью, язвительно бросил: «Когда порядочные люди входят в чужой дом, они здороваются».
В груди Владимира Ефимовича стала расти и набирать силу лютая ненависть. Он сам был тираном и потому тиранию ненавидел.
Однако на замечание Рощинского Ройтс не отреагировал. Громко, не таясь, он стал доказывать Пуглову, что мешку с деньгами самое место в доме, и вообще нечего разводить лясы с человеком, который сам по уши замаран кровью.
Лицо Рощинского все более приобретало кирпичный оттенок, а под глазами набухали кроваво-водянистые мешки. Его надпочечники явно не справлялись с работой.
— Стоп, закрой, фраер, свою фрамугу! — Рощинский резко стукнул ладонью по столу. В кладовке истошно взвыл Форд. — Хватит мне давить на психику, у меня вы ничего не оставите.
У Ройтса от такого меморандума нос и губы покрылись желтовато-пепельным налетом. Он сделал шаг в сторону Рощинского, но его остановил Пуглов.
— Игорь, не спеши, сейчас разберемся, — и к Рощинскому: — Владимир Ефимович, вы берете нас за гланды. Мы сегодня провернули такое дело, какое удается раз в сто лет, и только случайность привела нас к вам. Надеюсь, я ясно выражаюсь? День, от силы два понадобятся, чтобы перенести бабки в другое место. Сейчас же у нас нет другого варианта, а у вас нет оснований так нас кидать…