Дублинский отдел по расследованию убийств. 6 книг
Шрифт:
— Это мы уже знаем. И дал тебе мой домашний адрес.
— Нет, я получил его от информатора.
— От какого информатора?
— Вы не можете заставить меня раскрыть свои источники. Я знаю, ваша воля, вы бы установили в стране диктатуру.
Стив выкрикнул "Класс!", адресуясь явно к смартфону.
— Прошу прощения, — переключился он на Краули. — Что там о диктатуре?
— Это не журналистский источник, придурок, — сказала я. — Этот человек помог преступнику проникнуть в мой дом. Думаешь, на это защита распространяется?
— Вполне возможно. Ты
— Краули, ты хочешь, чтобы я разозлилась?
Он пожал плечами, точно обиженный подросток:
— Ладно. Бреслин.
Вот сволочь. Надо было тогда врезать.
— Как тебе удалось выудить это из него?
— Ой, брось. Я же не на дыбе его пытал. Когда он позвонил мне насчет Ашлин Мюррей, то сказал, что ты бываешь ужасно нерешительной, — я только цитирую. — Краули поднял руки и ухмыльнулся мне в лицо. — Сказал, что ты с этим очевидным делом можешь и месяцы провозиться. Это была бы только твоя проблема, но на этот раз детектива Бреслина приставили к тебе, а он не хочет иметь ничего общего с этим идиотизмом. Он хочет, чтобы на тебя как следует надавили, чтобы ты нормально работала, — снова цитата, детективы, только цитата. Вот я и решил немного надавить.
— Лучше ты и сделать не мог, приятель. — Стив снова обращался к своему телефону. — Ты на нас так надавил, что мы вообще ничего не соображали, правда, Конвей?
Краули подозрительно посмотрел на него.
— А когда тот человек позвонил и представился твоим отцом…
— Так вот почему ты сразу поверил, что это мой отец. Я-то думала, что ты просто желал засунуть свои грязные лапки в мою личную жизнь и так возбудился, что соображать перестал. Но ты решил натравить этого говнюка на меня, чтобы подбросить дров под котел. И тогда дрессировщик тебя погладит по шерстке и выдаст сахарку. Я права?
Краули скривился:
— Твой тон неуместен и оскорбителен. Я не обязан…
— Можешь засунуть мой тон себе знаешь куда? Ты позвонил Бреслину и заявил, что можешь так испоганить мне жизнь, что я точно башку себе расшибу. Пернуть буду бояться. И все, что тебе нужно, это мой телефон и домашний адрес. И он тут же все тебе выдал. Я что-то упустила?
Он сидел совершенно прямо, на меня не смотрел, всем своим видом показывая, как неприлично я себя веду.
— Если ты все уже знаешь, зачем спрашиваешь?
— Затем. Всего я не знаю. Роше сливал тебе мои дела постоянно, а Бреслин сделал это только однажды. Кто еще?
Он покачал головой:
— Больше никто.
— Краули, — сказала я с угрозой в голосе, — ты не получишь билет на выход, скинув мне только два имени. Говори — или сделка отменяется.
Краули все изображал оскорбленное достоинство, но выглядело это так, будто ему отлить приспичило.
— Я знаю, когда полная прозрачность крайне важна, детектив Конвей. Другие детективы действительно контактируют со мной, есть среди них и те, для кого право общественности знать не пустой звук, но ваших расследований это не касается.
Внутри взметнулась ярость, и я не знала причины — от того, что он может лгать, или от того,
Я встала, обошла вокруг стола и выплюнула прямо ему в лицо:
— Не вздумай играть со мной. Если ты о ком-то умолчал, я выясню и вернусь. И ты проведешь остаток своей жизни, постоянно оглядываясь, и пожалеешь, что не выбрал карьеру уборщика сортиров.
— Я не играю. И ничего не скрываю. Детектив Роше и один раз детектив Бреслин. И все.
И я поверила — поверила страху, написанному на лице Краули.
Он сварливо добавил:
— Ты думаешь, что такая звезда, что весь мир плетет заговоры против тебя, однако не все с этим согласны.
В голове разлилась странная пустота. Я ведь и правда всегда думала, что весь отдел жаждет моей крови, что наша общая комната — лишь ширма, за которой прячется целая армия, а я — одинокий воин, которому суждено пасть в неравном бою. Вот только каждый раз, когда я заглядывала за ширму, там был лишь один-единственный ублюдок.
Ребята отпускают шуточки на мой счет. И края этих шуточек пропитаны ядом и тщательно заточены, чтобы больнее ранить. Мне и в голову не приходило, что это просто шутки, чуть более резкие, потому что я и сама резкая, а после того, как Роше попытался ухватить меня за зад, а все остальные промолчали, я стала еще жестче.
Когда Блоха намекнул, что был бы рад моему возвращению в Прикрытия, я решила, что это из-за моих проблем в Убийствах, и во мне даже не шевельнулась мысль: а может, из-за того, что он по мне скучает, из-за того, что помнит, какими классными напарниками мы были. А Стив с его бесконечными "если", рассматривающий все под микроскопом. Я ведь на несколько часов поверила, что он заманивает меня на вершину утеса, чтобы столкнуть оттуда, помахав на прощанье.
Хорошо, что из-за моей смуглой кожи Стив с Краули не видят, как я заливаюсь краской стыда.
Со мной произошло то же, что и с Ашлин, — я потерялась в своей собственной голове, в истории, которая существовала только в моем мозгу, в тенях, что заменили реальность. И теперь реальность наваливалась со всех сторон, сдавливала, ломала кости. Ледяной холод накрыл меня, и дрожь пробежала по телу.
Краули и Стив смотрели на меня, ждали, позволю ли я Краули соскочить с крючка. Телефон Стива взвизгнул, выводя меня из оцепенения.
— Ладно, — сказала я. Сбежать бы отсюда немедленно, но тут еще есть дела. — Ладно. Принимается.
В ту же секунду Краули стряхнул с себя страх и обратился в жадную гиену:
— Ты упоминала про что-то интересное для меня.
— О да. — Я уже пришла в себя. — Очень интересное. Прямо сенсация. Тебе понравится.
Краули потянулся за диктофоном, но я покачала головой:
— Не-а. Не для записи. Из источников, близких к расследованию. Усвоил?
"Источники, близкие к расследованию" означает одно — полиция. Я не хотела, чтобы Маккэнн или Бреслин решили, что это Люси заговорила. Краули надулся, но я снова села и посмотрела на Стива, неистово перебиравшего пальцами по экрану телефона. Краули вздохнул и убрал диктофон.