Духовидец (Из воспоминаний графа фон О***)
Шрифт:
— И вы полагаете, сиятельный принц, — прервал Фрайхарт, — что ваш армянин подобных интересов не имеет? Что он всецело вам предан?
— Честно скажу, не знаю, — без колебаний ответил принц. — Но он в любом случае не враг мне. Радость конфликтов, жажда необычайного, по-моему, направляют его шаги, его творческую волю.
Несколько дней спустя принц Александр получил из Мюнхена весточку от маркиза Чивителлы. Он сообщал о своем скором прибытии и, между прочим, писал, что один из его людей видел в городе армянина. Принц разволновался, собрался ехать в Мюнхен, однако поразмыслив, решил остаться: его присутствие в резиденции было совершенно необходимо. Он попросил графа Остена немедленно отправиться, захватив молодого Цедвица. Им надлежало встретиться в Мюнхене с Чивителлой, попытаться с
— Но как его зовут? — спросил граф Остен.
Принц пожал плечами.
— У него много имен, много масок и много призваний. Как его зовут сейчас, что он делает и каков его наряд, — понятия не имею.
Граф Остен и юнкер фон Цедвиц отбыли в Мюнхен в сопровождении Хагемайстера. Они нашли маркиза в «Розе» и сами там поселились.
Маркиз взял с собой из Венеции трех своих лучших людей, которые удвоили усилия, поскольку граф обещал им высокое вознаграждение. Увы, напрасно. Однако егерь Хагемайстер сделал иное открытие. Однажды вечером он явился в гостиницу очень довольный и рассказал юнкеру фон Цедвицу, что заметил в городе их товарища по путешествию.
— Кого? Аббата или драгуна? — спросил Цедвиц.
Егерь затруднился ответом, он видел только фигуру в закрытом окне. Дом в переулке запомнил точно. Решили нанести визит путевому товарищу — предлог нетрудно сыскать. Граф Остен был убежден: он и никто другой интересовался его рукописью. Очевидно, их спутник имел отношение к армянину и вполне мог располагать сведениями о нем.
Остен и Цедвиц, в сопровождении Хагемайстера, рано вышли из дома, чтобы застать аббата наверняка. Стоял сырой, холодный, осенний день, ветер тешился на перекрестках. Вскоре Хагемайстер привел их в довольно заброшенный переулок и указал дом. Напрасно они тщательно всматривались в окно — никто не появлялся. Ни одной живой души в переулке. Вдруг послышался стук колес — карета остановилась подалее, на углу. Вышли две дамы — их лица закрывала густая вуаль, — пошептались немного, после чего дама помоложе помогла своей спутнице сесть в карету и, не оглядываясь, поспешила к дому, интересующему двух наблюдателей. Ударила молотком, через минуту-другую дверь слегка приоткрылась. Послышался сдержанный разговор, ни граф, ни юнкер не сумели ничего разобрать, однако суть угадывалась просто: молодая, элегантная женщина просила ее впустить, но кто-то препятствовал. Вдруг она резко нажала на дверь, щель расширилась и дама проскользнула.
Оба наблюдателя ждали в нерешительности. Вскоре из двери показался сутулый старичок — он, очевидно, и пытался преградить даме вход. Осудительно покачал головой, принялся жестикулировать и разговаривать сам с собой. Граф Остен подошел, вежливо к нему обратился, но тот, отвернулся и затрусил прочь, пока Цедвиц не схватил его за фалду сюртука.
— Что вам такое надо? — проскрипел старичок.
Граф Остен вынул золотой, протянул ему и попросил ответить на несколько вопросов. Старичок внимательно рассмотрел монету с двух сторон, бормоча: «Тяжелое золото, хорошее», потом плюнул на нее и швырнул на мостовую, словно пустяковый кругляшок.
— Так что вам угодно знать? — спросил он.
— Мы ищем одного знакомого. Не живет ли в этом доме французский аббат?
— Нет, — буркнул человечек.
— Быть может, саксонский драгунский офицер? — дополнил Цедвиц.
— Нет.
— Кто же здесь живет? — продолжил Остен.
— Я и мой хозяин.
— Позвольте, — не отступал граф, — как зовут вашего хозяина?
Человечек закряхтел, захихикал:
— Как зовут хозяина? Зовут его доктор Тойфельсдрок.
С этим он отвернулся, хорошенько поддал ногой двойную крону, которая покатилась в канаву, и вприпрыжку удалился.
Вильгельма Хагемайстера потрясло подобное поведение. Он достал монету, тщательно очистил и протянул графу.
— Можешь ее удержать, — усмехнулся граф, — если владелец столь звучной фамилии имеет какое-либо отношение к нашему аббату.
Цедвиц поднялся по ступенькам и обнаружил едва прикрытую дверь. Граф оставил егеря у дома и сам пошел за юнкером в узкий коридор, который заворачивал в просторное, довольно
— Старичок-то правду сказал, — заметил Цедвиц, — его хозяин ученый и к тому же проводит досуг за переплетным делом.
Граф Остен взял наудачу книгу, прочел заглавие: «Franciskus Antonius Mesmer. De Planetarum influxu» [7] , осторожно провел пальцами по кожаной поверхности.
— И к тому же неплохо разбирается в своем ремесле.
Они поднялись по старой лестнице — этот дом, столь маленький и невзрачный снаружи, изрядно расширялся в глубину, — прошли несколько больших и пустых комнат, лишь кое-где заставленных стульями и шкафами, очутились на галерее, опоясывающей крохотный дворик, и снова наткнулись на лестницу. Полуоткрытая дверь вела в библиотеку, тщательно и с большим вкусом устроенную, к их немалому удивлению. Пройдя ее, они вошли в столь же просторную комнату, где также попадались книжные полки, хотя помещение, видимо, использовалось как столовая — на маленьком столике стояло несколько стаканов и тарелок с остатками еды. На стенах висели хорошие старинные полотна, в широком порфировом камине пылали увесистые поленья. Продолжая свой путь, они пересекли несколько маленьких комнат, характера более или менее библиотечного, отмеченных безусловным вкусом и богатством владельца. Тем не менее беспорядок и небрежение бросались в глаза. Далее, через проход, несколькими ступеньками выше располагались помещения, более напоминающие студии, чем жилые апартаменты: на столах и стульях раскиданы чучела самых разнообразных животных, к стенам прикреплены скелеты человеческие и звериные, виднелись географические карты, внушительные глобусы, астрономические инструменты, химические реторты и колбы, и все это вновь перемежалось книжными этажерками. Ничего специфического, повсюду чувствовался интерес к любым искусствам и наукам.
7
Ф. А. Месмер. «О влиянии планет» ( лат.).
Вдруг они услышали возбужденный женский голос, доносившийся из глубины. Узкий коридор заканчивался еще одной лестницей, ведущей куда-то вниз. Они чуть спустились и увидели перед темной портьерой, скрывающей вход в очередную комнату, элегантную даму, которая давеча стучала во входную дверь. Вуаль была поднята, однако лица не угадывалось — дама стояла к ним спиной, — различалась только пышная белокурая прическа. Она держалась обеими руками за тяжелую портьеру, словно боялась упасть. Ее тело вздрагивало, она, вероятно, рыдала. С другой стороны портьеры раздавался мужской голос, раздраженный, но, тем не менее, уверенный и спокойный.
— Повторяю, это бесполезно. Я не желаю тебя видеть на этой неделе, на следующей тоже, равно как и через две недели. Ты знаешь, я сижу за книгами, и ни Елена, ни Элоиза не в силах оторвать меня от работы. Не желаю, чтобы меня беспокоили, ясно? Иди!
Молодая женщина не отвечала. Ее пальцы разжались, она поднесла к глазам кружевной платок, опустила вуаль. Остен не хотел встречаться с ней на лестнице и отступил, увлекая Цедвица. Дама, однако, не пошла наверх, а свернула куда-то в сторону. Минуту-другую слышались сдавленные рыдания, затем все утихло.
— Если он так бесцеремонно указал даме на дверь, — прошептал Цедвиц, — нам-то на что надеяться?
Граф пожал плечами.
— Попытаем все же счастья.
Они прошли вниз, намеренно громко разговаривая, дабы привлечь внимание ученого. Пока отодвигали портьеру, снова раздался мужской голос:
— Кто там?
— Наконец-то, — нарочито удивился граф Остен. — Там человек!
И снова они очутились в обширной комнате. В камине очень кстати горел огонь. Приблизительно такой же интерьер: научные приборы самой разной целесообразности, множество книг. Перед большим письменным столом в массивном, обитом кожей кресле сидел человек в черных панталонах до колен, в чулках и туфлях с пряжками, в белой рубашке с открытым кружевным воротником.