Духовная прародина славян

Серяков Михаил Леонидович

Дошедшие до нашего времени фольклорные материалы показывают, что в первую очередь спор связывался с хлебом. Помимо приводившихся выше примеров древнерусской письменности, это следует и из записанных еще в XIX в. В.И. Далем русских поговорок: «Назем спорит урожаю»; «Доспорит ли хлеб до весны?» в значении «станет ли его»; «Рожь спорее пшеницы»; «Спорина против спорины не приходится: ржи десять мер на десятину, а маку — мужичью шапку» [339] . В Дмитровском крае Московской области при первом и втором зажине произносился приговор-молитва: «Дай, господи, спорыньи и легкости, и доброго здоровья!» [340] В XIX в. в Смоленском крае П. Шейн записал следующее поверье: «Во время жатвы как жнецы, так и жницы стараются найти на одном стебле самое большое количество колосьев. Если таковых найдется 12, то он назывался “житной маткой” или “спорыньей”. В Могилевской и Витебской губ. его называют “спорышем”. Нашедши эти колосья, хранят их как зеницу ока, в продолжение всего года, приберегая их к посеву, во время которого их рассеивают первыми, с твердой надеждой на получение от них обильного урожая» [341] . Хранился этот магический залог будущего изобилия в самом сакральном месте. Так, в Ярославском крае спорыши приносили в дом и хранили на божнице, а в Вятке — втыкали в стену хлебного амбара или в избе под матицей. В.В. Усачева отмечает общеславянское распространение представления о чудодейственной силе спорыньи: «Двойной колос (два и более колосьев на одном стебле: рус. двойчатка, житная матка, спорыш, спорынья, супорыжка, царь-колос; бел. диал. блызнета, двачкы, спорышики;пол. parka;

болг. клас-цар, житна-матцка, близнаци, майка на нивата— Странджа) считается воплощением плодоносной силы, обеспечивающей урожай. В поверьях находка двойного колоса сулила счастье, успех в течение семи лет (укр., пол.), для чего его носили за лентой шляпы (верхне-силез.; луж.); девушке предвещала скорое замужество (колос носили при себе, зашив в одежду); парню — женитьбу, замужней женщине — рождение близнецов. В то же самое время у болгар находка двойного колоса предвещала смерть хозяина (Ловеч); в Страндже существовало поверье, что двойной колос мог быть или хорошим, или плохим знаком: если его находили в яровой ржи — это предвещало смерть одного из членов семьи, колос тут же закапывали в землю, если в озимой — это к добру» [342] . Как видим, помимо богатого урожая двойной колос одновременно мог предвещать бракосочетание, рождение близнецов или смерть. Нельзя не заметить, что в своей совокупности все эти поверья весьма точно соответствуют рассмотренному выше мифу об Иване-да-Марье: их гипотетическую близнечность, брак между собой и смерть. Подобные совпадения не являются случайными, и данные этнографии подтверждают связь между спорышем и главным мужским персонажем купальских песен. На Украине, как отмечает П.П. Чубинский, в ночь на Ивана Купалу искали во ржи два колоса на одном стебле, так называемую «Иванову голову», под ней должна была быть монетка, и считалось, что тот человек, который смог ее обнаружить, сможет отыскать с ее помощью клад [343] . Генетически родственные представления мы видим и у западных соседей украинцев: «Поляки Хелмского воеводства в ночь накануне Ивана Купалы разыскивали в злаковом поле двойной колос, считая, что его корень, похожий на человеческую голову, сделан из чистого серебра и способен осчастливить человека, выкопавшего его» [344] . Подобные представления фиксируют связь первого человека не просто с цветком или растением, но именно с тем растением, которое является зримым воплощением растительной силы.

339

339 Даль В.И. Толковый словарь… Т. 4. М., 1955, с. 296.

340

340 Зернова А.В. Материалы по сельскохозяйственной магии в Дмитровском крае // СЭ. 1932, № 3, с. 31.

341

341 Тихоницкая Н.Н. «Спорина»… // Язык и литература. Т. 7. Л., 1932, с. 61–61.

342

342 Усачева В.В. Колос // Славянские древности. Т. 2. М. 1999, с. 555.

343

343 Труды Этнографическо-статистической экспедиции в юго-западный край. Материалы и исследования, собранные П.П. Чубинским. СПб., 1872. Т. 3, с. 193.

344

344 Усачева В.В. Корень // Славянские древности. Т. 2. М., 1999, с. 596–597.

Спорыш тесно связан с божественным началом. Помимо приведенного выше приговора-молитвы из Дмитровского края об этом красноречиво говорят такие русские поговорки, как: «Без Божьего благословенья ни в чем спорыньи не жди», «Вложи Боже споры, и в скирдах и в сборе!» [345] , равно как и генетически родственное с последним и украинское выражение: «Спори, боже, хлiба-соли и всього доволi [346] . Если эти восточнославянские примеры, записанные в XIX в., связывают спор с хлебом, то средневековое западнославянское язычество фиксирует еще более архаичный пласт представлений, когда божество было связано не только с возделываемой человеком, но и с дикорастущей растительностью. В Житие Оттона рассказывается, как в городе Велегоще местный жрец, решив напугать народ перед приездом христианских проповедников, спрятался в кустах и сказал проходившему мимо путнику: «Стой, человек, и внемли моему слову! Он сказал ему: я бог твой, я тот, который облекает поля травою и леса листием; плоды земли и древес и стад и все, что служит человеку, все в моей власти: даю поклонникам моим, отымаю у противников моих. Скажи народу в Велегоще не принимать чужого бога» [347] . Имя бога, от лица которого жрец обращался к прохожему, в Житие не названо. А. Гильфердинг считает, что это был Святовит, П.С. Ефименко и Н. Кареев полагают, что это был Яровит, однако оба бога обладали ярко выраженными солярными чертами. Связь спора с солнцем фиксируется этимологически: производное от этого корня слово спорыдать значит «светить, озарять» [348] и в этом качестве напрямую применяется к дневному светилу: «Пора вставать, солнце спорыдает» [349] . В древнерусском поучении против язычества «Слово св. Григория» почитание дневного светила приверженцами старой веры напрямую поставлено в зависимость от его воздействия на земные злаки: «И огнь рекуще спорыню соуша, егда зреть. Сего ради оканьнии полуднье чтоуть и кланяються полъдне обратившее» [350] . Именно благодаря благотворному воздействию небесного огня на зреющую спорынью славяне-язычники и кланялись на юг солнцу.

345

345 Даль В.И. Толковый словарь… Т. 4. М., 1955, с. 296–297.

346

346 Тихоницкая Н.Н. «Спорина»… // Язык и литература. Т. 7. Л, 1932, с. 60.

347

347 Гильфердинг А. Собрание сочинений. Т. 4. История балтийских славян. СПб., 1874, с. 168.

348

348 Фасмер М. Этимологический словарь… Т. 3. М., 1971, с. 738.

349

349 Даль В.И. Толковый словарь… Т. 4. М., 1955, с. 297.

350

350 Гальковский НМ. Борьба христианства… Т. 2 // Записки императорского Московского археологического института. Т. 18. М., 1913, с. 35.

Однако до того, как она оказалась связана с земледелием, спорина была связана со скотоводством, следы чего также неоднократно фиксировались этнографами в различных регионах славянского мира в XIX–XX вв. «Приемы симпатической магии, связанные с двойным предметом, — отмечает Н.Н. Тихоницкая, — ярко выступают в скотоводстве с целью увеличения приплода. В Белорусии верят: если спорыши, двойные колосья, дать съесть овце, то она родит близнецов. На Волыне, в Головнице двойной колос дается овцам, чтобы имели близнецов. Такое же поверье существует в Гонлинском районе» [351] . Применительно ко всему Восточнославянскому региону такое же поверье констатирует и В.В. Усачева: «Считалось, что двойной колос способствует плодовитости скота: если корова или овца съест его, родится двойня (бреет., гомел., витеб), ср. восточнославянский ритуал скармливания спорыша овцам» [352] .

351

351 Тихоницкая Н.Н. «Спорина»… // Язык и литература. Т. 7. Л, 1932, с. 61.

352

352 Усачева В.В. Колос // Славянские древности. Т. 2. М. 1999, с. 555.

Сама спорина мыслилась как порождающее начало в принципе, что прослеживается уже на лингвистическом уровне: русск. спорожать, спородить означали «рожать, родить, нарождать, народить». Об устойчивом бытовании данного значения в интересующем нас корне свидетельствует и приводимый В.И. Далем фрагмент русской народной песни: «Спородила меня матушка в зеленом саду, под грушею» [353] . То, что в XIX в. являлось

просто красивым поэтическим оборотом, первоначально, как было показано выше, было исполнено совсем другим смыслом, заключавшимся в идее происхождения человека как такового из земной растительности. О древности использования интересующего нас корня в подобном контексте свидетельствует то, что в этом значении данное слово встречается уже в былинах киевского цикла. Так, например, в ответ на жалобы Добрыни Никитича матери на то, что она его «несчастного спородила», последняя отвечает:

353

353 Даль В.И Толковый словарь… Т. 4. М., 1955, с. 297.

«Я бы рада бы тя, дитятко, спородити: Я талантом-участью в Илью Муромца, Я бы силой в Святогора да богатыря, Я бы смелостью во смелого Алешу во Поповича, Я походкою тебя щапливою Во того Чурилу во Пленковича, Я бы вежеством в Добрыню во Никитича, Только тыи статьи есть, а других бог не дал, Других бог статьей не дал да не пожаловал» [354] .

Во время заздравного причитания хозяин говорил хозяйке: «Спороди мне молодца: станом в меня, белым личиком в себя, очи ясны в сокола, брови черны в соболя!» С другой стороны, спородить что-либо могло только живое начало, а неживой природе, как это следует из другой песни, в этой способности было отказано: «Ничего-то вы, горы, не спородили» [355] . Именно это качество спорыньи приводит к тому, что в некоторых текстах ее величают «матушкой», что невольно вызывает ассоциации с животворящей способностью Матери Сырой Земли: «На юго-западе России два колоса, выросшие из одного стебля, сросшиеся картофелины, морковины, орехи и т. д. называются “спориной”. Считается, что «спорина-матушка попадается к счастью». (Ср. аналогичное английское поверье о «двойной» капусте)» [356] . В дальнейшем развитии этих «материнских» качеств спорынье в восточнославянском фольклоре появляются образы ее детей: «Жатвенные песни говорят о “яровой спаринъе”, стоящей в поле «на карню», которая потом переходит на гумно, в клеть, вьет гнездо, выводит детей и распускает их по новым клетям. (…)

354

354 Былины. Л, 1984. с. 103.

355

355 Даль В.И Толковый словарь… Т. 4. М., 1955, с. 297.

356

356 http://www.token.ru

Яровая спорыня, Иди с нивушки домой, Со поставушки домой, К нам во Кощено село, Во Петровково гумно. А с гумна спарыня Во амбар перешла, Она гнездушко свила, Малых деток вывела — Пшеной выкормила, Сытой выпила» [357] .

Как видим из приведенных текстов, спорынья в них рисуется как порождающее начало, имеющее детей, которые, очевидно, точно так же в будущем будут способствовать обеспечению богатства и изобилия.

357

357 Тихоницкая Н.Н. «Спорина»… // Язык и литература. Т. 7. Л., 1932, с. 69–70.

Наряду с этим мы можем наблюдать антропоморфизацию спорины, наделение ее чертами человеческого облика. С одной стороны, в приводившихся выше примерах корень двойного колоса, который искали в ночь на Ивана Купалу, был похож на человеческую голову. С другой стороны, во многих регионах Руси последний сноп, также олицетворявший собой спорину, наряжали в женскую одежду и называли «бабой» или «дожинальной бабой». В Псковской области из сдвоенных колосьев изготовлялась особая кукла, которая так и называлась — спорынья. В Болгарии из последнего снопа также делали куклу, которую именовали «жутварка царка» или «жутварска мома». Поскольку последний сноп или венок уносили с поля в дом его хозяина, этнографы отмечают перенос связанных со снопом представлений на ее носительницу: «Наряду с персонификацией последнего снопа, носительница снопа и венка сливается с этим снопом и венком и обряды переносятся на нее. Судя по описаниям, сноп несет женщина (старшая или избранная), венок обыкновенно надевают самой красивой или работящей девушке» [358] . Как видно из этого сообщения, с олицетворением спорыньи ассоциируется или старшая женщина, образ которой восходит к матери — прародительнице рода, или самая работящая, т. е. самая сильная из участвующих в жатве, или самая красивая, т. е. наиболее сексуально привлекательная девушка, что опять-таки перекликается с порождающим значением данного корня.

358

358 Там же, с. 67.

Однако спорыш мог ассоциироваться не только с человеком, но и с божеством. «В дожиночных песнях первой группы говорится о «спорыше», который ходит по улице и ждет приглашения. Хозяин или хозяйка приглашает его к себе в хату или во двор, где стоят столы с угощением (напечены пироги, наварена каша, есть пиво, мед, вино). Спорыша угощают, и заканчивается песня заклинанием «спора».

1. Ай, ходзiу Спорыш из конца вулицы в конец, Ах нихто Спорыша да у хату ня зовець Обобралась господыня да Мартынова жана: «Ходзи-жа ты, Спорыш, ох у хату ко мне! Свядзьжа ты, Спорыш, за цисовы стол, За цисовым столом, за зяленым вином, За зяленым вином, за полными кубками». Як стала яна просиць Спорыша: «Приспоры мне, Спорыш, и у доми, и у поли, И у гумны, и у дворы и у клеци и у пеци, И у клеци коробом, и у печи пирогом, И у печи пирогом и на столе пирогами». 2. Xoзiy спорыш по вулиуе, По вулице по широкой, По мурауце по зяленой, А нихто Спорыша у двор ня зовець. Вышла, выехала Хвядориха: Ходзи, Спорыш, ко мне на двор, Ко мне на двор, на чисовый стол, У мяне столы позасцисланы, Вином кубки поналиваны, У мяне пирогоу понапечана, У мяне меду понасычана, У мяне каша наварена. Сядзь, Спорыш, на покуце, На покуце да на золоце. Пи, Спорыш, зялено вино. Споры, божа, у моем гумне У моем гумне, у моем дворе: На току вмолот, а в дзяжи подоход, А в печи роста, а на столе сытцце» [359] .

359

359 Там же, с. 74–75.

Весь сюжет данных дожиночных песен построен на мифологеме о боге как неузнанном госте. Спорыш ходит по улице, очевидно, в антропоморфном облике, никто, кроме хозяйки дома, его не зовет в гости, а за это гостеприимство Спорыш одаряет ее хозяйство изобилием-спором во всех его проявлениях — в поле, на гумне, во дворе, в клети, на столе. Понимая спор как рост, увеличение, урожайность, проявляющуюся в двойном предмете, Н.Н. Тихоницкая так заканчивает свое исследование: «Анимистическое миропонимание сделало «спорыш» — двойчатый предмет — живым, зооморфным и антропоморфным существом, обеспечивающим спор: «Спешка-Спорышка», «Спариньня», «Спорыш», «Рай», бог. Исполнительница обряда — жница принимает на себя функции «Спорыша» и обращается тоже в божество… Самое понятие «спор», как размножение злаков, скота, становится, с развитием земледелия, выражением необходимого для данного момента качества («спорная мука») или состояния («на току — умолот», «у пеци пирогом»), общего достатка, успеха в работе, и становится в конце концов понятием счастья вообще» [360] .

360

360 Там же, с. 80.